Проект No Future опубликовал рассказ политзаключённого по делу «Сети» Ильи Шакурского.  «И нет, этот рассказ не о тяготах тюремной жизни политического заключенного. Он о тех временах, когда Илья был еще студентом, устраивал панк-гиги, бился с боньем, и ничто не предвещало…», — говорится во вступлении.

Город

Осенние холода подкрадываются незаметно по утрам. Мы встречаем их с восходом солнца. В период нового жизненного сезона. Они постепенно дают нам привыкнуть к себе, дабы расставание с летним теплом не казалось для нас таким резким и трагичным.

Так и в моей жизни начался новый этап. Этим утром я больше не иду по знакомым дорожкам в школу, я не встречу своих одноклассников и учителей, не попью приготовленный бабушкой чай. Все по-другому. Очередь к маршрутке, женщины с сумками, мужики с сигаретами в зубах, студенты, школьники, все чужие друг для друга, куда-то спешат, опаздывают, ворчат, закатывают глаза. Город просыпается. 

Желтая, местами ржавая, маршрутка  n17 забивается битком. 

— «Стоя возьмете?!» — кричит большая женщина с набитыми пакетами. 

Водитель молчит, значит возьмет.

Все передают мелочь за проезд. Железные десятки собираются в одну ладонь и отдаются водителю. Он все так же молча взымает плату, угрюмо пересчитывает ее и небрежно бросает червонцы в специальную подставку на бардачке. Поехали.

Порой кажется, что от следующей дорожной кочки газель разломается пополам и мы все останемся на асфальте. Но большинство, кажется, привыкло к утренней встряске, и как ни в чем не бывало пассажиры маршрутки залипают в смартфоны или мечтательно смотрят в окошко. Из магнитолы слышно голос IOWA, кто-то просит остановить у светофора, люди заходят и выходят, у каждого в этом городе свои пункты назначения. Я смотрю на прохожих, дворы, многоэтажки, торговые центры и рынки. Всё это мелькает за окнами маршрутки. Теперь это и мой город, мой дом в ближайшие годы. Вставляю наушники. 

Включаю музыку.

«Дорога упирается туда, 

Где солнце лижет нас лучами 

Портфель за плечами.

Асфальт и рельсы, машины-поезда.

Никто из них не опоздал,

Но каждый пытается жить попроще.

Поля и рощи. Дорога упирается туда, где смерти нет».

Институт

Почему именно Пенза? Почему именно педагогический институт? Почему именно физмат? 

Так получилось… 

Череда знакомств, привязанностей, обстоятельств и условий натолкнули меня на поступление в один из пензенских университетов, откладывая в долгий ящик мою мечту о ВГИКе. Из всего списка высших образовательных учреждений в городе я выбираю «педагогический». 

Почему бы и нет? Я люблю детей, меня интересуют различные педагогические методики и направления, мне удается найти общий язык с младшими поколениями. Подаю заявки на несколько факультетов, но попасть желаю на истфак. Увы, на историческом факультете для меня не остается бюджетного места. Бюджет в моем случае играет большую роль, чем личные предпочтения. Так я в итоге попадаю на физмат, совершенно неожиданно как для себя, так и для всех, кто знал о том, что я гуманитарий. Что ж, называюсь груздем — лезу в кузов. В армию идти не хочу. Надеюсь на использование возможности по переводу на другой факультет. До сегодняшнего дня чувствую себя неловко, объясняясь в письмах солидарным со мной физикам и математикам, что я далеко не их коллега.

Зелень Белинского парка, его застывшие аттракционы и ларечки со сладкой ватой напоминают о детской радости. Новоявленные студенты, только недавно скинувшие с себя школьную форму и пьянствующие на шумных выпускных, следуют по дорожкам парка к проходным института. Немного растерянные первокурсники, приехавшие в город со своих деревень, поселков и окраин, сразу же бросаются в глаза, демонстрируя свою неловкость и скромность.

В курилках пацаны с физкульта — лыжники и боксеры — будущие физруки закуривают вместе с преподавателями. По корпусам в суетливом веселье уже носятся активисты-квнщики. Строгие старушки-вахтерши проверяют пропуска и на кого-то кричат. Большие сосны и цветочные клумбы окружают учебные корпуса, я следую почти что к самому дальнему из них корпусу номер 13. У крыльца знакомлюсь с величественными бюстами вождей революции, Маркса и Ленина.

В соседнем здании когда-то учился известный на всю страну комик Павел Воля. Из лужи пьет маленькая шустрая белочка. На трансформаторной будке встречаю тэг одного из знакомых уличных художников.

Пензенский Государственный Педагогический Университет им. В.Г.Белинского. Место, где меня ждали новые знакомства, лекции, пары, лабораторные, методички, вечеринки, симпатии, одногруппники, преподаватели, зачеты и стипендии. Место, которое стало основой моего нового жизненного этапа.

Спустя несколько лет руководство Университета представляет положительную характеристику в отношении меня, озвученную в дальнейшем на суде. В отместку за подобную дерзость пензенское ФСБ направляет руководству ПГУ предписание о недостаточной профилактической работе со студентами, которые якобы становятся сторонниками экстремистской и террористической идеологии.

Я был отчислен из университета на 4 курсе своего обучения, так как не мог посещать занятия и сдавать экзамены, находясь в СИЗО.

В 1832 году из-за антикрепостнических сочинений Виссарион Белинский был отчислен из Московского университета. В дальнейшем именно его имя будет носить Пензенский Педагогический институт. Родители Белинского были родом из Пензенской губернии. Сам же он являлся активным участником кружка Станкевича, в котором также состоял известный анархист Михаил Бакунин. Друзьями и товарищами Белинского стали пламенные социалисты Герцен и Огарев, а сам же он попал в историю в первую очередь как литературный критик и вольнодумец, писавший: «Неужели эти люди для того только родятся на свет, чтобы служить прихотям таких же людей, как и они сами?.. Кто дал это гибельное право — одним людям порабощать своей власти волю других, подобных ему существ, отнимать у них священное сокровище — свободу?!».

Поединок

Но я был далеко не единственным анархистом, которого руководство ПГУ охарактеризовало в положительном ключе. В сентябре 2014 года в рамках турнира «Битва на Суре» знаменитый боец смешанных единоборств, позиционирующий себя как анархо-коммунист, должен был сразиться с пензенским бойцом Михаилом Шейном.

Традиционная конференция перед главным боем турнира проходила в большом актовом зале главного корпуса ПГУ. Боец из Пензы явился на данное мероприятие в майке «White boy» неонацистского бренда «Svastone», а его противник с черно-красной звездой на теле тогда ещё воспринимался нами как идеологический товарищ. В то время Монсон еще не состоял в «Единой России» и не поддерживал на выборах действующего президента, хотя уже и отличился странными политическими жестами.

Хотя в ноябре 2011 года он провел семинар по грэпплингу для московских анархистов и антифашистов и порой появлялся на публике в майках «Class War» и «RASH Moscow». Мы же, пользуясь случаем, решили выказать товарищеское гостеприимство гостю нашего региона. Вместе со своей подругой, которая взяла на себя роль переводчицы, мы подождали Джеффа после конференции и буквально у крыльца главного корпуса попросили у него несколько минут внимания.

Нас сразу же окружили десятки камер и подозрительных взглядов сопровождающих бойца людей. Скорее всего многие предполагали, что молодые студент-ки просто решили сфотографироваться с приехавшей из далекой страны легендой, поэтому мы не все сразу могли понять, что моя подруга произнесла странным и волнующимся голосом.

— Hi, Jeff! We want to invite you to an anarchist concert in Penza.

Монсон смотрел на нас вопросительным взглядом, видимо, совсем не ожидая встретить в глубинке России молодых анархист_ок, приглашающих его на концерт.

Возникло неловкое молчание. Моя подруга на секунду оцепенела от волнения. К помощи присоединилась переводчица, сопровождающая Джеффа. Из толпы послышался укорительный возглас: «Английский надо учить».

Я объяснил переводчице суть нашего приглашения. Когда Монсон понял, что мы анархист_ки и что мы зовем его на нашу местную тусовку, он улыбнулся, пожал нам руки и попросил переводчицу взять у нас контакт для связи. Переволновавшись, мы совсем забыли оставить в своем архиве уже традиционную для многих самых разных россиян фотографию со знаменитым Джеффом Монсоном.

Его поединок с Михаилом Шейном состоялся 22 сентября 2014 года. Джефф одержал победу во втором раунде удушающим приемом. На концерт к нам он так и не пришел и не позвонил… 

В дальнейшем Монсон все больше отдалялся от былых озвученных им убеждений в сторону российской политической консервативной солянки и абсурда. Если изначально иностранный боец воспринимался как человек просто не особо разбирающийся в российской действительности, то уже потом можно было убедиться в том, что на самом деле россиянин Джефф Монсон всё хорошо понял.

Тогда же, еще в 2014 году, на фоне огненных событий в мире, символический поединок между американцем анархо-коммунистом и россиянином в майке «White boy» довольно ярко отражал атмосферу противостояний того времени.

Соседняя Украина переживала активную фазу начавшегося военного конфликта на востоке страны. Именно это место стало ареной для постмодернистского противостояния различных идеологий. Вчерашние друзья становились врагами, а былые враги оказывались на одной стороне. Семьи раскалывались точками зрения. Пролилась первая кровь, связывающая людей жаждой возмездия. Религия, политика, нация, класс, земля, история — каждый находил в этих понятиях свои причины для взятия оружия. Приоритеты идеологического восприятия данных событий рушили старые взаимосвязи.

Люди менялись под влиянием возникших событий, вопросы становились острее, а решения менее однозначными. Всё перемешалось.

Где-то далеко США объявило войну ИГИЛ (запрещённая в РФ организация) на территории Сирии, в Гонконге началась «революция зонтиков», в Шотландии проводился референдум по вопросу независимости, а Россия и Украина в это время всё глубже уходили в невозвратимость новой реальности постсоветского пространства, забирая с собой судьбы самых разных людей. Всё это так или иначе коснулось антиавторитарного движения. Былое единство антифашистов Беларуси, Украины и России было разрушено. У каждого теперь было своё понимание антифашизма, у кого-то он ассоциировался с красными отрядами, а у кого-то с национально-освободительной или антиимпериалистической борьбой. Фанаты «Арсенала» создали «Черную гвардию», а некоторые из антифашистов России и Украины стали сторонниками «Новороссии». Теперь парни сражались и погибали не на улице, а на фронте, заняв противоположные стороны конфликта.

В августе 2014-го внушительная часть антифашистского и анархистского движения сделали коллективное заявление о своём отношении к конфликту на востоке Украины. Было заявлено о неприемлемости поддержки какой-либо из сторон противостояния, занимающих марионеточное положение в братоубийственной войне.

«Мы предлагаем вспомнить, сколько за последние десятилетия было пролито крови ради создания единого интернационального антифашистского движения в наших странах. Наши друзья сражались и умирали не для того, чтобы молодёжь в антифашистской сцене деградировала и становилась жертвой лживой государственной пропаганды. Без сомнения всем нам в одинаковой степени враждебны и не близки обе стороны данного конфликта».

Я и некоторые из моих товарищ_ек в то время поддержали данную позицию. Десятки тысяч россиян тогда выступали за мир, выйдя 21 сентября на «Марш Мира» в центре Москвы. Немцов был еще жив, а оппозиционные политики в большинстве своём не сидели в тюрьмах. Звучали первые призывы к миру. Началась новая эпоха страны. Мы же готовились к грядущему концерту, на который позвали Джеффа Монсона, и дрались с нацистами в центре города. У нас продолжалась своя война, которая еще не закончилась для молодых анахрхист_ок и антифа.

«В твоих глазах погибает свобода

В моих глазах дела не лучше

Меркнут просторы небосвода

Но в наших силах разогнать тучи

Быть круче или с собой честнее?

Быть трусом или сдохнуть как пёс?

Быть как остальные? Быть верным идее!

Всё это повод подумать всерьёз»

Голос

У отдельного времени существуют свои поэты, художники и музыканты. Эти люди отражают как окружающую нас обыденность, некие картины реальности, так и внутренние порывы и тревоги людей. Мы порой называем их народными, потому что их голоса, слова, рисунки воссоздают наш собственный внутренний мир. Мы и любим их за это, за искренность и красоту их творческих процессов.

Оставаясь наедине с их голосами, мы думаем о том, что лишь они понимают нас, ибо воспевают наши собственные мысли, идеи и мечты, даже не самые серьёзные, но всё же близкие, пережитые, волнующие.

Я услышал её голос в одном из видеороликов, снятых на подмосковном фестивале. Лес кишит разноцветными панками и пьяными испачканными в саже крастерами. Кто-то философствует у костра, кто-то готовит веганские гамбургеры, кто купается голым в местном озере. Музыканты настраивают аппаратуру. Молодые скины в хариктонах с серьезными лицами всегда держат наготове травматы и с радостью предвкушают какой-нибудь кипиш. Среди этого шабаша субкультурной молодости и бунтарства, на фоне покачивающихся высоких деревьев и самодельных изрисованных растяжек, юная милая девушка в жиганке поёт о субкультурном лицемерии и отсутствии реальных ценностей среди частых посетителей концертов.

«Анархизм в России таков, что многие хотят загнать в субкультуру его. Для молодых ребят анархия это клёвая куртка и бездельный моб. И их не встретишь нигде, кроме концертов и интернета слоёв. К ним нужно подходить и объяснять мнение свое»

Она поет о тупых нацистах прыгающих толпой на девчонок, о тусовщиках, о путешествиях, о ментах, о смехе и любви, о горе и свободе, о том, что нас окружало и что было внутри нас, о том, что нас объединяло.

Катя Беломоркина, Политзек, Товарищ Аркадий, Узник Совести, среди бардов антифашистского и анархистского движения появилось новое имя. Теперь же по текстам песни Наташи Четверио можно делать зарисовки наших путей. Мы едем в электричке в один из детских домов, а в наушниках играет «Сердце моё не испугать черствостью страха. Нам не нужны законы, чтобы помогать…». 

Первомайская демонстрация, где из огромных колонок слышно:

«Чёрно-красный флаг

Груз свободы толще невесомости целей. Кто же виноват, что кому-то легче быть рабом других людей».

Я иду по ночному городу, большими глотками допивая бутылку алкоголя, а в моей душе разрывно кричит:

«Пустота. Пластмассовые объятья.

Фальшивые улыбки,

Ты думаешь, я не вижу.

Пустота. Мы за руки в цепи с тобой.

Раньше, но не сейчас.

Сейчас только пустота».

Я читаю одно из писем после приговора, в котором звучат строки:

«Всё совсем не зря, алая заря,

Мы встречаем её на ногах стоя.

Точно всё не зря и мои друзья

Отдают борьбе самих себя».

Звоню брату из колонии по таксофону, и он включает мне одну из своих любимых песен:

«Огонь в моей груди — это горящая Сибирь.

Необъятное, непостижимое и разрушительное 

Для паразитов моей ментальной земли».

Я влюблён и никакие стены не способны подавить во мне эти чувства. Моя душа поёт:

«Ты — это причина пробуждения по утрам.

Ты — это тепло, порывы ветра сентября.

Заболев тобой, не надо бегать по врачам,

ведь от счастья в этой жизни вылечить нельзя».

Тогда я сразу написал Наташе в социальной сети. Поблагодарил её за творчество и поделился своими впечатлениями. Она ответила. Всё было легко и просто, без высокопарных и параноидальных дистанций, характерных для некоторой части движения.

Было решено организовать концерт Наташи в Пензе. Она согласилась. Приближались холода. Все хотели согреться.

Сцена

«Дружище, один знакомый дядька весьма заинтересован в проведении различных музыкальных мероприятий в своём открывшемся ресторане. Ты вроде бы сейчас концертами занимаешься, оставить тебе его контакт?», — сообщил мне один из товарищей, с которым я познакомился на одном из митингов.

Тот самый ресторан находился в центре города, почти что у его сердца в виде притягивающего к себе молодежь и туристов фонтана. Место было как никогда подходящее, но далеко не характерное для гигов, которые, как правило, проводились на окраинах, в гаражах и складских помещениях. Местные панки и анархисты довольно редко могли себе позволить найти площадку в центре города, но в сентябре 2014-го фортуна была на нашей стороне — так, к слову, и назывался ресторан.

Всё шло как по маслу. Директором данного заведения был предприимчивый мужичок, походивший на высокопоставленного представителя арестантского мира или опера в отставке. Ему был совершенно не интересен состав музыкантов, жанры исполнения и содержание текстов. Первое, что его волновало, это сколько примерно придет человек, которые будут скупать содержимое бара, и понадобятся ли нам «вип-места». Я понимал, что он не совсем представляет себе посетителей подобных концертов, часть из которых, если и будет пить алкоголь, то скорее всего перед концертом в местных дворах, и уж точно не дорогостоящее пиво из бара, поэтому дабы ни у кого не осталось осадка разочарований, я решил конкретизировать цену аренды помещения, а с остальным уже как пойдёт.

Аппаратуру нам предоставили местные панк-рокеры, один из которых занимался открытием репетиционной точки в гараже. Состав выступающих в основном был представлен местными рэперами, панками и хардкорщиками.

Мы перевозили оборудование. Молодые скины взяли пачку афиш и раздавали их неформалам и студентам, тусующимся в центре города. Девочкам в кедах нравилось название — «Сентябрь горит». Боны-околофутбольщики на центральной пешеходной улице угрюмо косились на наших ребят в подтяжках.

«Белая гордость — отсутствие чести

О трусости правых слагаются песни».

В местных супермаркетах скупалось пиво. В Пензу прибывали гости из столицы. Кто-то вернулся из армии. Светило солнце. Становилось жарче и веселее.

В первые же минуты начавшегося концерта владелец заведения, скорее всего, осознал, что он больше не будет с нами связываться.

Громко, тесно и угарно — всё как мы любим.

Микрофон гуляет по толпе. Персонал ресторана в шоке. «Уберите стулья! Уберите стулья!».

Ж валяется на грязном кафеле и кричит что-то невнятное, он погрузился в магический транс. Пламя сентября зажглось от искр электрических гитар и хрипящего голоса вокалиста. В центре Пензы звучал панк-рок. Сцена — это арена чувств и естества человека. В душе больших лысых скинхедов живут романтики. П выхватывает микрофон и начинает петь:

«Переломы, мои раны —

Мои боли, мои шрамы, —

Всё проходит, заживает,

Когда я тебя встречаю»

группы «Ничего хорошего». 

Не выпуская из рук микрофон, он смотрит в глаза своей девушки. Он любит её. В этих строках его признание. Мы все улыбаемся. Нам тепло.

Сцена сближает наши чувства и эмоции.

Посредством музыки мы выговариваемся друг другу публично, выплёскиваем переживания и мысли. Я читаю под бит «Поверьте, братья, опять слезятся глаза, опять изнутри рвётся моя душа. Пока многие заливаются водкой, наши товарищи сидят за решеткой».

На тот момент в российских тюрьмах находились политзаключённые анархисты и антифашисты,Алексей Сутуга,Илья Романов,Алексей Гаскаров, Александр Кольченко и Алексей Полихович. Я максималист, мечтаю о прошлом и будущем, мечтаю о невозможном.

«Мы вернём Кронштадт, вернем Гуляй-Поле, и все наши друзья окажутся на воле».

Я смотрю в глаза окружающих меня ребят и нахожу в себе все больше уверенности.

«Братаны и сёстры, смотрю я вам в глаза.

Вижу, добротой полны ваши сердца.

Но и вы не сдавайтесь, не сдавайтесь никогда.

Вместе мы дождёмся такие времена».

Я верил тогда, и продолжаю верить сегодня. Порой это бывает тяжело, но уверенность во мне продолжает сохранять тот самый блеск, который когда-то я наблюдал в глазах окружающих.

Наташа была очень скромной, но как всегда шутила и общалась со слушателями. Играла много каверов, при исполнении которых делила микрофон со всеми собравшимися, хотя в Пензе уже многие знали и ее авторские песни.

«Красный сарафан.

Чужими фразами о главном.

Корабль тонет? Да пошёл он нахуй!

Трезвый капитан. Он тот, кто не живёт обманом.

И в воду со всего размаху.

Мы живём лишь раз, а капитаны живут вечно

На дне, под слоем всех своих побед

Пара беспокойных глаз мозолят черноту на дне».

Спрятавшиеся бармены и повара ресторана во время выступления Наташи начали появляться в зале. Уже чуть повеселевший от выпитого из собственного бара хозяин заведения, улыбаясь, покачивал головой. Наташа нравилась всем. На улице темнело, но нам всем было светло. Огонь продолжал гореть.

Уже по завершению мероприятия, когда я погрузился в организационную суету с аппаратурой, перевозкой и оплатой, пьяненький владелец «Фортуны», располагая к душевному общению, отвёл меня в одно из «вип-мест».

За шторкой мы провели процедуру оплаты и закрепили ее рукопожатием.

— Знаешь, Илюх. Всё круто, весело, душевно, молодежно, так сказать. Даже бар немного подзаработал. Но вот музыка у вас хуйня полнейшая. Хотя вот девочку как зовут?

— Наташа. Она из Москвы приехала.

— Вот Наташа молодец. Мне ее песни понравились. Если она еще приедет выступать, звони мне. Но только в следующий раз без панк-рока. Хорошо?

— «Хорошо», — улыбаясь, ответил я. Но вот только без панк-рока не получится. 

Попрощавшись, мы больше не виделись. «Фортуна», продержавшись в центре города еще некоторое время, исчезла, на ее месте появились новые то кафе, то столовые. А вот панк-рок остался. Огонь еще долго не потухал.

Несмотря на наши настойчивые предложения задержаться в городе еще на какое-то время, Наташа в сопровождении своего неразговорчивого друга все же отправилась на ночном автобусе до столицы. Пока мы везли их до вокзала, общались, делились впечатлениями и слушали музыку в забитой народом тачке. Вдруг заиграла одна из её песен. «Ой», — смущенно удивилась Наташа. Все улыбались. Концерт продолжался. Сентябрь горел.

В последующие годы мы нередко виделись с Наташей в Москве. Вписки, концерты, рейвы, митинги — наши пути порой соприкасались в самых различных пространствах, где продолжали гореть огни, где мы всячески старались сохранить их пламя, ибо только они освещали нам дорогу вперед и согревали в холоде всепоглощающей нескончаемой осени.

«Мы — водорода горение!

Мы ещё одно поколение!

Мы из-под асфальта растущие стебли!

Мы мысли о будущем, мы делаем настоящее!

Мы останемся в прошлом и нам не страшно,

Ведь под булыжниками всё ещё пляж!».

Листья

Желто-красные листья плавно кружатся в воздухе и падают на тропинки парка. Я сижу на лавочке. Мимо меня проходят мамы с колясками. Пары закончились. В моём рюкзаке тетрадки с конспектами, стикеры, тексты песен и перцовый баллон. Я молод и влюблён. Впереди ещё так много всего неизвестного и захватывающего. От девушки приходит сообщение: «Ты где?». Данный вопрос с ее адреса, даже несмотря на продолжительное постоянство, всегда вызывал приятный трепет в душе. Чаще всего мы встречались и уезжали из города. Мы всегда хотели покинуть город, куда-то уехать и остаться вдвоем.

Приходит сообщение от друга: «За нами скауты, около 5 щей пока что. Мы в центре у «Вышки». Уехать сегодня не получится…”»

Пламя цвета листвы украшают улицы города, его дворы и скверы. Солнце близится к закату.

Ко мне подходит молодой короткостриженный парень: «Друг, огонька не найдется?».

«Краснеет горизонт, смущённый нами

И нашим детским баловством.

Не чувствуя поверхности под ногами

Я снова зарождаюсь осенним листом.

Осенний ветер вдруг обнимет плечи,

Холодный от несбывшейся мечты.

Что из того, что завещало лето,

Сможет осуществиться до начала темноты».

В данном тексте использованы строки песен Наташи Четверио и ожоги моих воспоминаний.

Февраль 2024 года

Все фото предоставлены мамой Ильи Шакурского

Написать Илье можно по адресу: 431161, Россия, Республика Мордовия, Зубово-Полянский район, п. Озерный, ул. Лесная, д. 3, ФКУ ИК-17 УФСИН России по Республике Мордовии, Шакурский Илья Александрович 1996 г.р.

Финансовая помощь: 2202206318325417 (Сбер, Нина Ивановна Ш.)