I. Парижская коммуна 18 марта 1871 года
«Да здравствует коммуна!..» Под этот крик пролетариата проснулся Париж 18-го марта 1871-го года.
В мире впервые высоко взвилось знамя социальной революции, гордо и смело поднятое парижским пролетариатом. Политические дельцы, предатели свободы Франции, захватчики власти 4-го сентября, изменники, лакеи Бисмарка бежали в этот день из Парижа в Версаль с разбитой армией, со старой, продажной, развращенной наполеоновской администрацией, куда за ними последовал весь блудный Париж, все эксплуататоры, ветхозаветные республиканцы и национальное собрание — это вместилище буржуазного сброда, «отрепья всех отживших систем», ковчег нечистых гадов.
Перед униженной, разбитой, растоптанной сапогами пруссаков Францией предстали два Парижа: Париж Коммуны, Париж вдохновленных борцов за славу, честь, достоинство и свободу народной "Франции, за свободу всех трудящихся всех стран. Париж, одухотворенный творчеством нового мира, новых справедливых форм человеческого общества. И старый Париж, Париж Тьера, Жюля Фавра, Трошю, Галифэ, Париж Версаля, Париж общественных воров, расхитителей народного богатства, шулеров, кокоток, бульварных героев, раззолоченной швали, плантаторов, капиталистов и социально-проституционного журнализма...
Два Парижа -— два мира. Первый — мир труда, свободы, равенства, братства, будущее исстрадавшегося человечества; второй — мир кошмарного прошлого, звериного настоящего, рабства, эксплуатации, угнетения, мир отживший и обреченный историей на слом, на полное и беспощадное уничтожение.
Франция должна была выбрать один из них. Она выбрала первый. На общинных выборах в 35.000 коммун Франции, из 700 тысяч выбранных коммунальных советников, только 8.000 оказались приверженцами Версаля.
Лживое красноречие Тьера не обмануло народной Франции: он не нашел в ней активной поддержки и санкции на разбойничье дело. Но его клевета и обман усыпили революционную активность народной Франции. Тьер и его банда надули нацию и в союзе с Бисмарком разгромили Париж, поставив Францию перед фактом совершенного преступления. Коммуна погибла в крови... Палачи Тьера, с его благословения, устроили кровавую тризну...
«Множество тел было погребено на площади близ st.Jacques de la Boucherie, некоторые из них чуть-чуть прикрыты землею. Днем уличный шум все заглушал, но ночью жильцы окрестных домов были разбужены глухими стонами, а на утро увидали сжатый кулак, высунувшийся из земли...
... Множество раненых было погребено заживо»...
После двухмесячной геройской защиты Коммуна пала под двойным ударом: измены и пруссаков...
Что же это за Коммуна, которая вызвала против себя все звериные инстинкты, всю звериную ненависть эксплуататоров, аристократов, умственных кастратов, цивилизованных дикарей, дегенератов, подлой золотой черни всего мира, рукоплескавших презренному Тьеру и развратному Галифэ?
Рожденная пушками пруссаков, изменой и предательством благочестивых и буржуазных патриотов, Коммуна заявила: пробил час, когда рабочие сами могут и должны спасти страну и взять в свои руки управление всеми общественными делами. Она с первого шага явилась воплощенным отрицанием не только монархии, империи, республики, но государства вообще и связанного с ним господства. Коммуна, будучи по природе рабочим учреждением, уничтожила правительство и власть, низведя их на степень администрации; она уничтожила могучее орудие господства и силы всякого государства—армию и полицию; уничтожила чиновничество и связанные с ним привилегии и жирные оклады и заменила его, выборными и по желанию населения сменяемыми, доверенными людьми, оплачиваемыми рабочей заработной платой. Она, экспроприировав церковное имущество и лишив церкви их доходов, уничтожила теократию, господство невежественных и развратных попов и монахов, заставив это черное «Христово воинство», эту «Иисусову пехоту» вести апостольский образ жизни. Она освободила школу от государства и церкви.
Коммуна олицетворяла собою полное отрицание государства и торжество самоуправления производителей. Она должна была сделаться политической формой самых маленьких деревушек и установить вместо метафизического, насильнического единства, реальное, свободное единство трудовой нации. Из всеобщего голосования, орудия обмана и угнетения масс при участии самих масс, она сделала орудие, прекрасно служившее на пользу пролетариата, организованному в коммуны. Одним словом, Коммуна хотела экспроприировать экспроприаторов, уничтожить государство, установить общественную собственность и свободный коммунистический труд. На место государства она ставила свободную федерацию 35.000 коммун — коммунализм, — из которой должно было проистечь естественное и реальное единство нации. Вот что означала собою Коммуна. Вот почему так яростно, так жестоко, так зверски, так подло расправились с ней буржуазные выродки; вот почему до сих пор подлые и трусливые буржуа всех стран с проклятием и ужасом вспоминают славные дни Коммуны... Но они должны были так расправиться с Парижем, ибо его торжество означало их политическую и социальную смерть, что для буржуа ужасней смерти физической. Но они должны знать, эти звероподобные буржуа, что нет им пощады в последний день их расплаты...
За что буржуа проклинает Париж, за то самое рабочий благословляет его.
«Париж, затопленный кровью своих самых благородных сынов, — это человечество, пригвожденное к кресту сплоченной европейской международной реакцией с благословения всех христианских церквей и великого жреца неправды — Папы! Будущая же международная и солидарная революция народов будет воскресением Парижа!»
Этот Париж сделался руководящей звездой борющегося пролетариата, его вдохновителем и неисчерпаемым источником силы, мужества и решимости. И каждый год, в день 18-го марта, во всех уголках цивилизованного мира благодарные потомки вспоминают этот Париж, в этот день пролетарские сердца бьются согласной радостью, интернациональный рабочий мир молчаливо клянется отмстить за мучеников Коммуны, осуществлением их нетускнеющих заветов.
Распятая Коммуна живет!
II. Великая русская революция 12 марта 1917 года
Париж воскрес 46 лет спустя... Воскрес там, где три тяжелых, мучительных столетия царил самый подлый, самый отвратительный произвол... Хронос-крот хорошо и неутомимо рыл... И 11-ое марта 1917 г. было последнее воскресенье царизма, последней кровавой тризной его, ибо 12-го он уже умер и народ забил осиновый кол в его могилу, откуда ему больше не восстать...
Революция возникла на третьем году неслыханной мировой бойни в результате военных поражений. В силу особых, отличных от французских 1871-го года, условий, мартовская революция поставила перед собою противоположную Коммуне цель — мир.
«Мира, хлеба и свободы!» Вот клич петроградского пролетариата и России...
Истерзанное, измученное, истекавшее кровью человечество с надеждой обратило свой взор на Восток. Манифест петроградского пролетариата о мире всего мира укрепил эту надежду. Манифест гласил, что борьба за мир есть первая цель победившего пролетариата. Однако, несмотря на все старания пролетариата, революция не оправдала возложенных на нее мировым рабочим движением надежд.
Бессильная, рыхлая, но жадная до империалистических захватов буржуазия, овладев властью, видела в революции лишь условия лучшего ведения войны, но не орудие мира. Бессильная, чтобы целиком овладеть революцией и использовать ее в своих интересах, не прибегая к посторонней помощи, она была достаточно сильна, чтобы дискредитировать революцию в глазах трудящегося Запада. Бесстыдные, подлые и гнусные, по обману масс, дипломатические ноты о мире господ Милюковых значительно подорвали доверие к революции и ее силам. Русские социалисты, добровольно пошедшие в «услужение» к пухлой, безвольной, тупой, глупой и бессильной отечественной буржуазии, каждый день, каждый час продавали интересы восставших масс, интересы революции.
Златоусты и кривляки из провинциальных адвокатов, вознесенные на гребень революционной волны с презрением третировали восставший народ, обзывая его «взбунтовавшимся рабом». Из вождей пролетариата, из вождей революции, они, не отказываясь от этой роли, превратились в защитников буржуазии, более активных, чем сама буржуазия. Восемь месяцев они обманывали революционную страну, восемь месяцев они занимались вкладыванием палок в колеса революции, восемь месяцев кормили они массу обещаниями, а иногда и свинцовым горохом, восемь месяцев оберегали буржуазию от сокрушительного напора масс, в течение этих месяцев они не могли, не хотели понять революции, ее истинных целей, ее причин; восемь месяцев они не хотели реализовать лозунг революционных масс: «Мир, хлеб и свобода».
Во имя спасения ожиревшей и ленивой восточной буржуазии, они готовы были вступать, и вступали, в заговоры против революции, против рабочих, солдат и крестьян. В интересах буржуазии, эти болванчики буржуазного манекен-театра, именем революции погнали солдатские массы под губительный огонь немецких пушек; ради буржуазии, но якобы в интересах революции, они ввели смертную казнь на фронте, в интересах, предаваемой ими, революции они стали на путь репрессий, охраняли землю феодалов-помещиков от крестьян, фабрики от рабочих, предлагая последним, ради их интересов, сократить свои аппетиты касательно заработной платы...
Они не хотели, не желали видеть и знать социальной природы революции; они хотели своими хилыми, выхоленными руками удержать революцию на почве нерешительных, трусливых, медленных, жалких политических реформ.
И революция отмстила им. Задержанная искусственно энергия восставших масс, не находя выхода, прорвала плотину и смыла их, если не навсегда, то, во всяком случае, надолго; живительный поток народной стихии очистил русскую землю от помещика, капиталиста и от услужающих им. Родился Октябрь.
Октябрь воскресил Париж, а с ним и Версаль... Всероссийская коммуна вызвала в сто крат большую злобу и бешенство русских Тьеров, Трошю и Жюлей Фавров, в сто крат больше перепугала международную буржуазию, чем Парижская Коммуна.
Русский Версаль был многоликий и многоместный... Он был в Самаре, на Дону, в Архангельске, в Крыму, в Пскове, на Украине, в далекой Сибири и уральских степях... Патриоты-буржуа, хулиганы-черносотенцы и революционеры-народолюбцы во имя патриотизма, во имя революции, во имя спасения отечества, государства и собственности наводнили русскую землю иноземными войсками и с огнем и мечем шли на революционную Русь.
Но судьба не судила никому из них разыграть роли Тьера и стяжать лавры Галифэ, хотя они наделали мерзостей не меньше, чем эти два буржуазных изувера... Всероссийская Коммуна раздавила их и выбросила вон.
И не нам жалеть об этом.
Так бесславно кончилась революция буржуазная, которая для нас важна, как начало революции пролетарской.
III. Кронштадтская коммуна 2-18 марта 1921 года
Когда народ торжествует, буржуазия трепещет.
И было отчего трепетать, было что ненавидеть, было отчего приходить в звериное бешенство: воскрес Париж! Воскрес и овладел одной шестой частью земного шара, умом и сердцем 150 миллионов рабочих и крестьян, которые беспощадно, с варварской безжалостностью низвергали и разрушали старые кумиры, старые, привычные, удобные, покойные социально-политические основы... Нет больше государства, а есть Совет, который должен стать политической формой самой маленькой деревни! Нет частной собственности и нет собственника, а есть общественная собственность, вольная фабрика-коммуна и фабрично-заводской комитет должен сделаться экономической формой — синдикализм! Нет армии, ее заменила красная гвардия, то есть вооруженный рабочий и мужик! Нет помещика-плантатора, остался трудовой мужик и кооперированное земледелие, которое должно было вытеснить кулаческий индивидуализм крестьянина! Нет полиции, нет суда, нет свода законов, церковь ранена смертельно. Рассадники буржуазной, лживой, затхлой, изуверской морали — школа и университет раскрепощены!..
Начала строиться Всероссийская Коммуна без бога, без царя и без хозяина...
Стопроцентная буржуазия, буржуазия с социалистическим насморком, социалистическая слякоть, помещик, аристократ, барынька «высшего света», «литературные цыгане» и пр. и пр. сброд «имена ты их, Господи, веси», образовали «небольшую, но теплую компанию», которая ударила лобовой атакой на революцию, на рабочих и крестьян. Узколобые, они еще не додумались то той иезуитской «истины», что народ можно победить, подделываясь под него...
Не то большевики! Они, если не знали, то инстинктивно понимали! эту истину и они оказались победителями народа-победителя. Конечно, этой победе содействовал русский Версаль, претенденты на роль Тьера и Галифэ. Не будь Версаля, большевики не смогли бы так безнаказанно распинать революцию для блага революции. Версаль помог им в издевке над народом, над революцией: «мы убиваем тебя для твоего же блага»...
Но дело здесь не только в Версале. Оно гораздо глубже. Дело в государственном социализме, в марксизме. Большевики распинали революцию, терзали народное тело не только по вине Версаля, и не потому, что были ложными вождями-изменниками. Нет, совсем не поэтому... Они хотели добра народу, но они государственники и поэтому боятся народа, не доверяют ему и все хотят делать сами за народ для народа. Они безумно требовали, чтобы развитие народа, его социального творчества совершалось не по неведомым им социологическим законам, неподдающимся их контролю, а по определенной заранее выработанной формуле и в определенных формах. И они с храбростью Дон-Кихота и жестокостью Торквемады вгоняли творческий дух народа в мертвые формы, беспощадно обрубая все, что не входило и не вкладывалось в них. Они заставили уверовать в нового, хотя и в трех лицах, — централизм, диктатура, терроризм — бога, в государственный социализм, как в единоспасающую силу, как силу страшную для врагов Коммуны трудящихся. Но под эту силу попали не только враги, но сама Коммуна, сама революция и Его Величество Пролетариат Всероссийский.
Святая троица—сущность государственного социализма. Она раздавила Всероссийскую Коммуну, убила революцию. И поскольку эта троица есть сущность всякого государства, — а логика государства всегда логика буржуазная, плантаторская, угнетательская, — постольку, естественно, и приверженцы социалистического государства из друзей народа неизбежно делаются его заклятыми врагами. Это случилось с большевиками. Внешние причины, как гражданская война, лишь ускорили процесс этого превращения.
Нужно знать, что большевики пошли за массами и разрушали вместе с ними государство не потому, как утверждают их враги справа, что хотели разрушить, а потому что хотели его спасти, спасти его принцип, который позволил бы построить новое государство. Каждый выстрел белогвардейца давал им причину и повод к ущемлению и ограничению революции во славу государства. И на месте старого полицейского государства выросло новое с могучей армией, с полицией, шпионами, судами, тюрьмами, законами, палачами. Последний белогвардейский выстрел означал, что здание нового государства закончено.
Так из творческого революционного «хаоса» родилась мертвая полицейская система — Государство, дворцом его был марксизм.
Что не смогли сделать буржуазия, ее прихвостни и развратный белогвардейский сброд, то сделали коммунисты-марксисты. Они взнуздали Россию, растлили ее, привели к покорности и сковали цепями политического рабства и экономической эксплуатации. Они победили революцию, презренную роль версальцев они присвоили себе. Марксизм стал, в образе большевиков, воплощением контрреволюции самой наглой, самой подлой, самой дерзкой и бесчестной. Поверженная ниц, закованная в цепи красного деспотизма, пытуемая в застенках и распинаемая на кресте Россия затихла, примолкла...
И вдруг, среди кладбищенской тишины раздался мощный клич: «К оружию, Россия, Октябрь погиб!»
Матросский, красноармейский и рабочий Кронштадт восстал на защиту октябрьской коммуны. Но распятая Россия не могла прийти к нему на помощь... Кронштадт разделил участь Парижа... Ленин разыграл на съезде партии роль Тьера, а Троцкий, под стенами Кронштадта, — роль Галифэ...
«Народ убедился, писали коммунары-мученики, что большевистский коммунизм — это комиссародержавие плюс расстрелы».
В день рождения Парижской коммуны, погибла коммуна Кронштадта. Расстреляны люди, идеи- живут... Мертвецы Кронштадта, как и мертвецы Парижа, будут творить дело живых...
Кронштадт — это последний вздох русской революции, ее завет. Коммуна Кронштадта не успела развернуть своей программы, 16-ти дневное существование слишком малый срок для этого, но она успела сказать, что вольный совет должен быть политической формой самой маленькой деревни, а фабрично-заводской комитет экономической формой вольной фабрики-коммуны.
Эти идеи, орошенные обильной кровью борцов, дадут пышные всходы... Бега времени остановить нельзя, час двенадцатый пробьет... Над миром и распятой Русью взойдет социальная заря, тогда кровь праведников послужит лучшим цементом новых вольных общественных форм.
Слава погибшим!..
Спите спокойно, безвестные, храбрые солдаты народной революции, вы честно служили ей и ваше «дело всегда отзовется на поколениях живых». Придет время и благодарные потомки разыщут ваши могилы и украсят их цветами.
Григорий Максимов
Голос Труженика
№ 17 Март 1926
С. 1-5
Добавить комментарий