Смысл нашей деятельности был в том,  чтобы загнать нацистов в грязный угол 

Воспоминания Сократа о Костоломе и своей юности

Я познакомился с Иваном летом 2006-го года на конференции против «Большой восьмерки». Это было в ДК «Восточном» в Подмосковье, приехали ребята, скины московские, охранять эту большую конференцию анархистскую. Тем летом я с ним мало пообщался, просто познакомился. И уже когда я переехал в Москву зимой, в декабре 2006-го, мы с ним встретились перед концертом каким-то и уже затусили. Он предложил гонять вместе с парнями и так все пошло-поехало. В принципе, я тогда убегал из Иркутска от личных и общественных проблем и ехал в Москву как на фронт. Так что то, что предложил Ваня, было как раз в тему. Это занятия спортом – физподготовка, рукопашный бой, – и крутые вещи, которые ребята мутили в то время. Ваня тогда уже был известным человеком, выглядел по скину, здоровый был парень, конечно. Но знал я про него очень смутно – то есть, я знал, конечно, что есть такой человек, видел с ним видео боновское известное «Формата 18», когда был на них прыжок, на Алексея Федоровича, на него, на людей наших, и все, в общем.

Можно вспомнить любой концерт, где Ваня умел всегда веселиться на трезвую голову, любое пересечение с бонами на улице. Помню, как мы прыгали на ВДНХ на каких-то бонов – он очень хороший был стратег и организатор. Наш моб был как боевая дружина, можно сказать. Было все четко прописано и все знали всегда, что делать. А кто не знал, того учили очень быстро. У него были к этому способности. Также он занимался подготовкой наших парней, он сам же был спортсмен – самбист и армрестлер. Он знал, как довести до нужной кондиции человека, чтобы у него нормально было с физподготовкой и он бы умел драться на улице. На улице чтобы человека, само собой, пронесло под его чутким руководством. 

Я, конечно, уже тогда был идейным человеком, но он повлиял на меня в том плане, что можно брать пример с человека и не отступаться от идеи несмотря ни на что. Несмотря на проблемы со здоровьем – на него было много прыжков, несмотря на проблемы в личной жизни, несмотря на то, что нет роста на работе из-за того, что ты постоянно занимаешься такими вещами. Несмотря на проблемы с правоохранительными органами. Все эти вещи оказываются мелочью по сравнению с тем, что ты делаешь и что думаешь. Ваня привил мне любовь к спорту. В Иркутске я особо не заморачивался заниматься спортом, там было все легко и просто. Здесь надо было поднимать свой уровень, потому что враги были намного лучше подготовлены, чем мы. Ну, и естественно, человек был прокачен в субкультуре, в контркультуре «лысой», кучу групп новых он знал с Запада и из России, и это были крутые тусовки и крутые выезды в другие города на концерты. В музыке он шарил, конечно. Собирал пластинки по «бритой» теме – реггей, ой, хардкор, ска, панк-рок. Коллекция очень большая у него была.

Он был добряк – в том смысле, что человек очень разумный, рассудительный. Всегда старался решить конфликт не силовыми способами, если этот конфликт не касался идейной подоплеки. Но, конечно, если враг был достоин, чтобы его завалить, то да, а если перед тобой какая-то мелочь стояла, то можно было просто тумаков надавать. Хоть и скин был, но мозги у него имелись – человек с высшим юридическим образованием. Он пришел в субкультуру не из-за какой-то яркости внешней или того, чтобы внешне отличаться от других, а из-за идейных соображений, из-за того, чтобы так вести свой образ жизни.

Он людям прививал самостоятельность и ответственность. Мы же не в песочнице играли. Нужна ответственность за себя, за своих товарищей, понимание того, что ты делаешь, и к чему это все может привести. Человек он был начитанный не только по субкультурным темам, но еще и по общей левой анархистской теме. Общался с европейцами, знал английский язык. Ездил в Европу. Не был таким, как некоторые другие скины, не особо шарящие в чем-то, зато модно выглядящие. Он реально соображал в этом деле. Были случаи на концертах, когда он даже бил людей, которые отвратно вели себя под градусом. Единственный способ был, чтобы они успокоились, их посадить на задницу. У него были обычные для стрэйтэйдж скинов шутки, он любил пошутить в своем репертуаре.

В личной безопасности он соображал. Менты у него компьютер изъяли, но все фотографии у него были запаролены, поэтому ни одна из них в интернет не вылилась. Но это еще не известно, какие к нему мусора приходили тогда, из какого отдела. Потому что если это был Центр по борьбе с экстремизмом, то они любители отдавать фотографии нацистам, чтобы те их потом выкладывали в интернет. А если это были обычные менты или фээсбэшники, то вряд ли это произошло бы, потому что у одних вообще нет интереса, а у других интерес в другом. Но по безопасности он, конечно, шарил. Наш моб действовал с 2006-го по 2009-й год, и за эти три года пока Ваня там был, у нас не было политзеков, все всегда быстро решалось, он знал, что делать и научил этому других людей. Есть две фигуры – Федяй и Ваня – которые с разных сторон повлияли на «бритое» движение. Люди моего возраста, кто остался, всегда скажут добрые слова о них.

Одно время он в другом месте жил. Просто совпало так, что как раз был тот период времени у него, когда были сильные запары на работе. Он начал новую работу и постоянно на ней работал. Это раз. Во-вторых, личные неурядицы у него в то время были, и он просто не задумывался над этим. 2009-й год, как раз период всех этих убийств – не успевали мы об этом подумать. Постоянно занимались чем-то другим, думали о другом, поэтому пропустили такой момент и он, и мы все. Хотя периодически были разговоры об этом, говорили: «Иван, давай, переезжай в другое место». Все-таки два покушения уже были на том же самом месте на него. Теми же самыми людьми, практически. Недооценивал противника. Переезд, чтобы не жить по прописке, решил бы все. 

Смысл нашей деятельности был в том, чтобы загнать нацистов в грязный угол. Сделать их очень маргинальными так, чтобы они тусовались у себя, не имея никакого влияния на общество, на молодежь, на субкультуры. Так чтобы это была группа забитых, униженных людей, которые не смогли бы повлиять своими беспонтовыми идеями на кого-то и на что-то. Забить их физически, морально, идейно, любыми способами. Насилие – это была самозащита просто напросто, мы защищали свои концерты, свои мероприятия, самих себя. Мы отбирали право на существование у них. Все было их, везде были они. И сейчас можно везде их увидеть, но мы можем уже спокойно ходить по улице, не имея глаза на затылке. Ваня принес те понятия контркультуры «лысой» в Россию, которые нужны были, здоровые понятия, не алкоголь и шмотки, а вещи, которые в голове человека, которые навсегда с ним, по жизни с ним, и от которых он ни за что не отступится, несмотря на любые неурядицы, которые с ним происходят.

РАШ и «бритая» субкультура уличная узконаправленна. Нас было очень мало и мы особо не распылялись. Естественно, многие из нас участвовали в акциях общественно-социальных, но сами мы их не инициировали. Мы занимались своим делом, тем, что умели, на что были заточены, и вполне успешно. У нас были идеи, что нужно защищать мигрантов, трудовой класс, и своим примером на улицах мы это показывали всегда. Это были личные разговоры, просто помощь личная, но как социальное движение мы это не могли инициировать. Мигранты нас не видели, нас даже местное общество мало замечало, не то что мигранты, которые вообще не понимали, кто мы такие. Я думаю, и до сих пор не понимают, хотя сейчас ситуация получше стала. Я говорю о внутренней миграции, с Северного Кавказа, ну, и из некоторых бывших республик. 

Я считаю, что не нужно дистанцироваться от молодежи, нужно общаться, показывать своим примером и уметь работать с этими людьми в «лысой» культуре. Я буду продолжать дальше делать то, чему меня Ваня учил. У меня есть педагогические способности какие-то, и я знаю, что делать дальше с этой безумной молодежью, которая не знает, куда себя девать. Их надо воспитывать и показывать, какой должны быть контркультура «лысая». Внутри среды надо превращать это все в качество, как в некоторые периоды в той же Европе, когда «лысая» культура имела влияние на молодежь в целом – в Англии, Франции или Германии. Мы уже должны сделать шаг к тому, чтобы это произошло. Это должны быть очень хорошие качественные музыкальные группы, на уровне организации концертов и фестивалей широкий фронт работы с материалом контркультурным, субкультурным, чтобы молодежь имела доступ, потому что мы только на нее и ориентируемся. 

Есть много крутых инициатив анархистских, антифашистских, которыми можно заниматься – журналистикой той же самой, можно ходить на митинги, пикеты. Очень много проблем в России, мы должны это все преобразовывать и подавать в нашем ключе.

Если существуют мигранты, надо влиять на молодежь мигрантскую, оттаскивать ее от исламского фундаментализма, радикализма, потому что это враг рабочего класса. Надо прививать интернационализм, гордость за свой класс, коллективное трудовое сопротивление. Все эти вещи – первостатейные для нас, для нашей социальной позиции. Нас всегда мало интересовали такие вещи, как защита прав ЛГБТ, я считаю их просто либеральными, даже ультралиберальными. Хотя сами мы, естественно, антисексисты все и антигомофобы. Ваня тоже так считал. Ваня всегда считал врагами не только нацистов, а еще тоталитарных красных, всю эту либеральную сволочь, которая на выборы скачет. И никогда мы с ними не сотрудничали. Я говорю не про ЛГБТ, а про политиков-либералов. Сейчас появились антиавторитарные левые-лгбтшники, которые во всех этих движухах участвуют, но в основном это либеральная среда. Они принимают классы. Если мы хотим, чтобы у нас общество было бесклассовое, то они нормально себя чувствуют в классовом обществе, потому что они не угнетаемый класс. Для нас главнее – социальная позиция. Наша культура – культура рабочего класса. Мы должны прививать ее.

Сейчас антифашистское движение разобщено. Куски оторваны друг от друга и не имеют общего представления о том, что нужно делать. Государственные репрессии – они понятны всем. Мы должны иметь защиту от них, выработанные механизмы защиты. Мы пока учимся. Убегать-то некуда. Тут два варианта только убежать – или заграницу или в бытовуху, в себя убежать. И то, и то означает сдаться. У меня часть друзей убежала за границу, часть друзей стала какими-то хипстерами, кришнаитами, прочими мудаками, которые убегают от всего. Если репрессии усиливаются, надо более гибко действовать. Коллективы активистские у нас очень слабые. Есть крутые активистские коллективы, но они пока для меня закрыты. Из-за того, что я сейчас подсудный весь, должен свой коллектив создавать открытый из таких же, как я, подсудных и тех, кто не может полулегально действовать, а кому приходится быть полностью легальным. 

Те же самые остались социальные проблемы, как и десять-пятнадцать лет назад. Есть почва для вырастания новых ублюдков. Они же вырастают из больного общества. Мы можем повлиять на молодежь, но молодежь хоть и лучшая часть общества, но не основная. Менять надо сознание людей, полностью общество. Есть вещи, которые могут изменить только широкие социальные преобразования. Все это безумие боновское только так меняется. Только путем революции.

                                                                                         Записал Ильяс Фалькаев
                                                                                         2013