Концентрация и последствия

Современное общество – это общество постоянного увеличения концентрации. Люди все больше переселяются в мегаполисы, оставляя не только села, но и небольшие города, Туда же в мегаполисы перемещается производство, здесь концентрируется социально-политическая власть и вообще социально политическая жизнь. Казалось бы, концентрируется и концентрируется, что с того? Однако это приводит к серьезным проблемам.

Во-первых, усиливается экологическая проблема, причем в самом простом и грубом ее проявлении – возникает проблема утилизации отходов. Другие проявления тоже имеют место, но это проявление понятно даже тому, кому плевать на сохранение видов, кто готов или даже хотел бы жить в бетонной пустыне. Жить в бетонной пустыне он, может быть, и хотел бы, но вот задыхаться от серо-водорода и тонуть в мусоре и канализационных стоках вовсе бы не хотел. А приходится. Мегополисы задыхаются от собственных свалок и полей фильтрации, от навоза свиноферм, от автомобильных выхлопов. Все это можно уменьшить, но нельзя от этого избавиться совсем, при большой концентрации населения и промышленности это становится проблемой.

Да и вообще условия жизни в скученных поселениях хуже, чем в небольших. Современному человеку часто кажется, что все наоборот, он сравнивает городскую квартиру со всеми удобствами и полуразвалившийся сельский дом с сортиром во дворе и печным отоплением и решает, что квартира лучше. Он не понимает, что дом разваливается от того, что его некому чинить – в нем живут глубокие старики, дети которых уехали в город еще полвека назад, что, уехав в город, они поселились в двухэтажном бараке с таким же сортиром во дворе и без бани или в общежитии с санузлом, загаженным хуже вокзального (это не преувеличения, автор этих строк своими глазами видел и такие бараки, и такие общаги). Что барак тоже топился буржуйкой, потом газовыми баллонами. Что, наконец, в десяти километрах от этой деревни с полуразвалившимся домом есть коттеджный поселок, где в каждом коттедже и туалет, и душ, и ванна, и газ, и свет, а в деревне никто подобного не строит потому, что на нее давно все махнули рукой – и народ, и власти. Между тем более обеспеченная часть городского населения стремится вырваться из городов и поселиться в таком поселке. В Московской области там, где в 80-е были поля или луга со стадами коров, а в 90-е – пустыри, зарастающие мелколесьем, с 00-х растут коттеджи, которых там уже не меньше, чем когда-то коров. Однако, проведя в таком поселке выходные, их обитатели возвращаются в свои городские квартиры, потому что их кабинеты или адвокатские конторы и школы, в которые ходят их дети – все это находится уже не в поселке, а в мегаполисе. Что же до дворников, строителей и посудомоек, недавно бросивших свои села или городки и живущих в общагах или съемных квартирах (по сути дела тех же общежитиях, ибо снимать приходится в складчину), то они о таких дачах могут только мечтать. Особенно, если у них еще и с гражданством проблемы. Впрочем, они еще счастливчики по сравнению со многими горожанами Третьего мира. В Латинской Америке  в мегаполисах есть целые кварталы картонных лачуг, а в Индии тысячи людей живут прямо на улицах, вплотную друг к другу, как куры на птицеферме только без крыши над головой.

Во-вторых, большая концентрация порождает большую уязвимость. Сравните взрыв от неосторожного обращения с газом в одноэтажном доме и в небоскребе, или пожар в сельском доме и пожар в том же городском небоскребе, особенно, если он начался на первом этаже. И хотя в начале ХХ века врезаться на самолете в двухэтажное здание было ничуть не сложнее, чем в начале  XXI в небоскреб, никому в ХХ это даже в голову не приходило, а в XXI пришло. По вполне понятным причинам – последствия разрушения небоскреба несравнимы с последствиями разрушения двухэтажного здания. И если даже подобный теракт – случай из ряда вон выходящий, то, допустим, зимняя авария теплоснабжения или остановка поезда в метро – вещь вполне обыденная.

В-третьих, концентрация населения и концентрация производства ведут к концентрации власти. Когда от принятия одного решения зависит снабжение, перевозка, здоровье тысяч, а то и миллионов людей, тогда принимающие эти решения становятся в прямом смысле вершителями судеб. Причем обеспечить участие в принятии или даже хотя бы в обсуждении этих решений всех тех, чья судьба от этих решений зависит, практически невозможно. В обсуждении полноценно могут участвовать десятки, от силы сотни людей, а тут счет идет на десятки и сотни тысяч. Можно принимать решения ступенчато: каждые несколько десятков человек, обсудив проблему, принимают свое решение, выделяют делегата, который доводит решение и аргументы в его пользу, до других делегатов, они тоже обсуждают – и так далее. Потом, принятое решение утверждается на местах, или не утверждается и обсуждение идет по новой.  Но для этого нужны социальные связи, между тем мегаполис их разрушает, житель мегаполиса часто лучше знаком с жителем другого мегаполиса, чем с соседом по лестничной клетке, которого он даже не знает по имени. К тому же принятие решений подобным образом требует времени, а их порой надо принимать почти мгновенно, в мегаполисе особенно, ввиду вышеупомянутой уязвимости последнего. Когда в мороз вышло из строя теплоснабжение или начался пожар в метро, времени на долгое обсуждение не остается. Не случайно еще античные греки не желали чрезмерного усиления полисов и стремились выводить «лишнее» население в колонии. А ведь тогдашняя концентрация не шла ни в какое сравнение с нынешней.

Это касается не только политических, но и экономических вопросов. А экономика не любит диктатуры и централизованного управления. Судьба СССР и других «соцстран» хороший пример этого. Альтернативой централизованного управления в экономике считается «свободный рынок». Законы его просты – если что-то кому-то нужно, значит сделать это что-то выгодно, и кто-то его сделает – спрос рождает предложение. Но «свободный рынок» такое же несуществующее явление как «идеальный газ». Рынок никогда не бывает свободным. Он невозможен без конкуренции, в которой при прочих равных побеждает более богатый, а это приводит к концентрации капитала и в конечном итоге к монополизации, то есть, все к той же централизации. Не случайно именно современная экономика породила и современную тенденцию к усилению концентрации. Кроме того, конкуренция означает и постоянный рост производства – если ты не будешь расширять производство, тебя победят те, кто его расширяет. Значит, надо производить как можно больше, если производство превышает потребности, надо создавать искусственные потребности. Общество, основанное на потребительстве, на постоянном поедании всего, что можно съесть, обречено. Так козы, выпущенные на остров, если их численность не ограничивать, конце концов съедают всю растительность, после чего сами умирают с голоду. Подобное случалось и с людьми, например на острове Пасхи – население истощив все ресурсы, совсем, правда, не вымерло, однако сильно сократилось и от передовых по тому времени технологий перешло к самым примитивным. То же самое может ожидать человечество и во всемирном масштабе.

Помимо прочего, рыночное общество еще и несправедливо. Правда, кто-то считает, что наоборот, оно нийсправедливейшее из всех – чем ты умнее, тем лучше ты ведешь дело и тем больше заработаешь. Но во-первых, это верно только для идеальной модели «свободного рынка», которая, как идеальный газ, существует только в воображении. Во-вторых, по этой логике, чем человек сильнее, тем лучше он грабит и тем больше награбит.  Почему разорить конкурента нормально, а ограбить – нет? В результате мы шаг за шагом приходим к разрушению всякой морали и, как следствие, к разложению общества, которое становится нежизнеспособным даже при обеспеченности ресурсами.

* * *

В истории уже был случай, когда подобная тенденция к концентрации привела к кризису общества и к возвращению более древней его модели. Это был переход от античности к средневековью. Но тогда новое общество возникло из варварской общины; там же, где разлагалось античное общество, оно еще долго переваривалось варварским. Сейчас Третий мир еще сохранил остатки докапиталистического уклада, но уже непонятно, сумеют ли они в случае подобного сверхмощного кризиса переварить капиталистическое общество или раньше сами будут им переварены. Если же к тому времени, когда кризис окончательно поразит капиталистическое общество, от докапиталистического останутся рожки да ножки, то трудно сказать, на основе чего будет создаваться новая формация. Поэтому те, кто предсказывает наступление неофеодализма, появление общества, которое будет отличаться от французского времен Карла Великого в той же мере, в которой то отличалась от греческого времен Одиссея, но основанное все на той же власти профессиональных бандитов, те предсказывают еще не самый крутой поворот. Не исключено и такое развитие событий, при котором кризис закончится массовым вымиранием человечества, и хорошо, если от последнего останутся отдельные группы охотников и собирателей. Первобытнообщинный строй с его первобытным коммунизмом куда справедливее классовых формаций, однако, коль скоро от него уже был совершен переход к классовому обществу, где гарантия, что таковой не совершится снова? Тем более что условия для жизни будут хуже, чем в палеолите, а развалины городов будут представлять собой источники сырья для орудий, что может привести к конфликтам и даже войнам. Да и массовое вымирание (даже в неолите все население Земли не превышало двух миллионов) – тоже уж больно дорогая цена за возвращение в «потерянный рай». Куда лучше вернуться к коммунизму не при первобытных, а при современных технологиях, жить небольшими группами, решая местные проблемы на местах, а глобальные – ступенчато, благо они не требуют мгновенного решения, чаще напротив, требуют долгого разбора и обсуждения, а современные средства связи все это вполне позволяют. Но для такого возвращения надо, перестроить всю экономику, это можно сделать, только общими усилиями, это должно быть сознательное действие, стихийно пока получается только обратное – дальнейший рост концентрации.

А для сознательного совместного действия масс нужны горизонтальные связи. То есть связь между взаимопомощниками, а не между начальством и подчиненными. Ибо какое начальство будет создавать общество без начальства? Между тем, как уже говорилось, в современном мегаполисе человек часто не знает, как зовут его ближайших соседей. Хотя, с другой стороны, приезжий, живущий в одной комнате или квартире с такими же, как он, снимающий ее с ними в складчину волей-неволей оказывается связан с ними. И жители латиноамериканских или индийских трущоб, наверняка, хорошо знакомы друг с другом. Беда в том, что эти связи скорей всего порвутся, как только люди найдут себе более удобное жилье. Если найдут, конечно. Вообще же со временем в любом стабильном обществе такие связи рано или поздно устанавливаются, но современное общество крайне нестабильно. Люди не знают своих соседей не только потому, что у них мало поводов для общений, но и потому, что часто просто не успевают познакомиться. Точно так же, едва человек успевает наладить отношения с товарищами по работе, как фирма разоряется или перебирается в другой город, работники увольняются и ищут другие места работы. Поэтому, хотя социальные конфликты в мегаполисах чаще приводят к сильным потрясениям, чем в других регионах, эти потрясения обычно краткосрочны. Долговременная борьба происходит в Бенгалии или Мексике, а всевозможные Тахриры, Майданы, Оккупаи и Арабские весны заканчиваются очень быстро. Не потому, что их участники чем-то хуже, а потому что связи между ними непрочны.

Не хотелось бы, однако, заканчивать на грустной ноте. Наряду со стремительным возрастанием концентрации, в современном обществе все больше увеличиваются возможности получения информации. Причем не только массовой, которая совсем недавно имела полную монополию, да и счас еще явно преобладает, но и альтернативной. А это дает шанс на то, что люди смогут понять, что им нужно, еще до очередного социального взрыва, или за время этого взрыва. Более того, это может привести к тому, что Майданы и Тахриры начнут следовать друг за другом, сливаясь в один процесс. Впрочем, в разных районах планеты все обстоит по-разному. В том числе и в мегаполисах. Однако разнообразие ситуаций только увеличивает разнообразие вариантов развития событий, а значит, увеличивает и вероятность удачного развития. А учитывая глобализацию, события в одной точке земли могут отозваться по всей планете. Повторяю, речь идет не о гарантии, а только о неком шансе. Но, во всяком случае, он есть. В любом случае единственное, что можно посоветовать, это: «Делай то, что должен, и пусть будет то, что будет».

Добавить комментарий

CAPTCHA
Нам нужно убедиться, что вы человек, а не робот-спаммер. Внимание: перед тем, как проходить CAPTCHA, мы рекомендуем выйти из ваших учетных записей в Google, Facebook и прочих крупных компаниях. Так вы усложните построение вашего "сетевого профиля".

Авторские колонки

Востсибов

Перед очередными выборами в очередной раз встает вопрос: допустимо ли поучаствовать в этом действе анархисту? Ответ "нет" вроде бы очевиден, однако, как представляется, такой четкий  и однозначный ответ приемлем при наличии необходимого условия. Это условие - наличие достаточно длительной...

2 недели назад
2
Востсибов

Мы привыкли считать, что анархия - это про коллективизм, общие действия, коммуны. При этом также важное место занимает личность, личные права и свободы. При таких противоречивых тенденциях важно определить совместимость этих явлений в будущем общества и их место в жизни социума. Исходя из...

3 недели назад

Свободные новости