Повторение европейских революций или... повторение античности?

Я все больше убеждаюсь в актуальности античного опыта. И вот почему. В традиционном марксизме экономический уклад античного общества считают рабовладельческим. Однако на самом деле развитие античного общества очень напоминает развитие постантичного с его переходом от феодализма к капитализму. Неслучайно существует даже термин «античный капитализм», а Инсаров и вовсе использует термины «ранний феодализм» и «ранний капитализм». Ваш покорный слуга предпочитает использовать слово «древний», ибо «ранний» может означать просто начальный период развития, тогда как античные этапы не родственны постантичным, а аналогичны им, их сходство – это не сходства археоптерикса с птицей, а сходство птеродактиля с летучей мышью или ихтиозавра с дельфином.

Тем не менее, это сходство налицо. И там, и там общество сначала расслаивается на профессиональных воинов – знать и простых общинников-работников, которые все больше попадают в зависимость от знати и все больше ей эксплуатируются. Затем появляется слой работников-воинов, способных самостоятельно себя защитить, роль знати падает, одновременно развиваются ремесла и, как следствие, товарно-денежные отношения, в результате всего этого власть булата все больше уступает власти злата, положение человека в обществе начинает зависеть не от его происхождения, а от его богатства, а натуральное и даже мелкотоварное производство вытесняются товарным. Все это сопровождается политическими потрясениями, часто гражданскими войнами. Особенно далеко этот процесс зашел в Риме, но и даже в Греции его можно заметить. Правда, в античном обществе не развился так сильно, как в современном капиталистическом, наемный труд (за исключением, может быть, торгового флота), на античных фабриках и мастерских трудились в основном рабы (хотя, и не только), в остальном же – сходство весьма заметное.

Есть, однако, еще одно различие между античным миром и теми капиталистическими странами, которые описывал Маркс. В большинстве капиталистических стран Европы взаимоотношения людей основывались исключительно или почти исключительно на их классовом положении. Французский или английский капиталист одинаково эксплуатировал и иноверца, и единоверца, и чужестранца, и земляка, и порой даже дальнего родственника, если те нанимались к нему на фабрику. Может быть, одной из причин революционности евреев стало то, что им это было особенно хорошо заметно – когда еврей-фабрикант выжимал пот из еврея-рабочего точно так же, как и из рабочего-гоя, это бросалось в глаза. В США на это накладывались расовые взаимоотношения – негру или мексиканцу скорей всего предлагали худшую работу, чем белому и за меньшие деньги, но в остальном дело обстояло так же. Традиционные связи были разрушены или разрушались на глазах и особой роли не играли. Другое дело, что память о них отражалась на взглядах и поведении людей: крестьяне, пришедшие на фабрику, начинали общаться друг с другом как жители одного села, и это было одной из причин их революционности, однако, это уже совсем другая история.

В античном же обществе старые общинные связи сохранились не только в памяти, но и в экономической жизни. Греческий или римский бедняк, имевший родственника-богача, мог рассчитывать на помощь последнего. Клиент мог рассчитывать на помощь своего патрона, который снабжал его деньгами или бесплатной едой и интересы которого (в награду за это) он должен был отстаивать на собраниях, а иногда и на улицах – в драке или даже в бою. Это тоже выросло из традиционных общинных отношений. Ничего этого не было в капиталистических странах, описанных Марксом. Но это есть в современных странах Третьего мира, в которых развитие капитализма идет быстрее чем разрушение традиционных связей. Именно с этим связан пресловутый трайбализм – чиновник обеспечивает своим соплеменникам теплые места, рассматривая это как помощь близким. В Египте многие крестьяне выживают за счет дальних родственников или земляков живущих в городе и, нередко, занимающих там хорошее положение. Во многих мусульманских странах развиты патронально-клиентские взаимоотношения, когда неимущие горожане живут за счет мечетей и, разумеется, считают себя обязанными муллам этих мечетей, со всеми вытекающими последствиями. По мнению, Шрайбмана такие клиентелы играли и играют большую роль в социальных процессах в современном Иране (как во время исламской революции, так и в более позднее время, вплоть до наших дней). Даже итальянская мафия – это извращенное традиционное общество, приспособившееся к капиталистическому миру. На постсоветском пространстве подобные взаимоотношения играют роль как в Средней Азии и на Кавказе, так и в Москве среди мигрантов. Кстати, как ни странно они распространены и среди большинства россиян, поскольку в России уничтожено не только традиционное общество, но и классовое сознание, а потому российский рабочий, столкнувшийся с несправедливостью хозяина, начальника или чиновника, если и не смирится с ней, то скорей уж постарается поискать среди знакомых и родственников чиновника, фараона или братка, чем среди товарищей по работе товарища по классовой борьбе.

В настоящее время именно в странах Третьего мира идут наиболее бурные социально-исторические процессы, наиболее великие перемены и наиболее великие потрясения. Именно там происходят революции и гражданские войны. Современная история это в значительной степени история Ирана, Арабского мира, Африки. И вот, оказывается, что, хотя между современным Ираном и Древним Римом времен диктатур две тысячи лет, а между современным Ираном и революционной Францией – всего двести, хотя это и так, но, несмотря на это Иран, пусть не во всем, но в чем-то оказывается больше похож на двадцативековой давности Рим, чем на двухвековой давности Францию. А это значит, что, пытаясь представить себе дальнейшую историю, надо учитывать не только недавний опыт Европы, который, безусловно важен, но и опыт давнего античного мира, который важен тоже. Вполне возможно, что вместо новых Робеспьеров, Дантонов и Наполеонов, Лениных и Сталиных, или, может быть, вместе с ними мы увидим в ближайшее время новых Периклов и Клеонтов, Мариев и Сулл, Цезарей и Октавианов. Каким бы странным бы это не казалось.