Текст, опубликованный в последнем выпуске журнала "Автоном".
Если меня спросят, чего я добился, будучи анархо-активистом в России в течение всех 2000-х годов, мне достаточно просто будет ответить на этот вопрос. Если сравнить, в каком состоянии было движение в конце 90-х годов, и в каком сейчас, разница видна просто огромная. Тогда не было никаких анархо-блоков в общих демонстрациях, никаких анархических шествий. Были летние лагеря протеста, были анархисты в протестном лагере шахтеров у Белого дома в 1998 году, но в зимнее время по всей стране анархистов можно было найти, пожалуй, только на Гостином дворе Санкт-Петербурга, где Петр Рауш продал газету «Новый Свет».
А сейчас анархоблоки и демонстрации почти везде набирают больше участников, чем большевистские или либеральные молодежные организации вместе взятые. Впереди нас сейчас только националисты, и то не везде. В протестных движениях в целом анархисты пока в явном меньшинстве, но даже в них руководство вынуждено действовать более открыто и демократично, чем было принято раньше. Все чаще с анархистами приходится считаться. Это, конечно, далеко не победа, но разница с ситуацией 12-летней давности просто огромная. И дело не только в массовке и моде – можно перечислять множество экологически вредных объектов, строительство которых удалось отложить, или вообще отменить благодаря усилиям анархистов, многие злободневные для современного общества вопросы попали в повестку дня тоже благодаря усилиям анархистов. Например, ментовский беспредел и фашистское насилие.
Вечный спор об организации
Но если спросят, чего добилось «Автономное Действие», то тут уже будет сложнее ответить. С одной стороны, «Автономное Действие» активно участвовало во всех этих проектах, часто было инициатором или билось в первых рядах. С другой стороны, почти невозможно выделить проекты или кампании, в которых «Автономное Действие» участвовало без поддержки других активистов, среди успешных проектов таких вообще нет. Однако, довольно часто вклад «Автономного Действия» был настолько существенным, что сложно представить некоторые проекты без него. Среди таких, например, экологические лагеря протеста в 2003 (Азов), 2004 (Пермь), 2008 (Ангарск и Нижний Новгород), 2009 (Севастополь), 2011 (Химки), протесты против большой восьмерки в Санкт-Петербурге в 2006 году и подготовка к ним, фестиваль «Либком 2010» и фестивали «День дезертира» в различных городах в 2005-2010 годах.
С другой стороны, возможно, все эти мероприятии можно было организовать и без АД. Теоретически, неформальные сети, друзья могут организовывать что угодно, для каждого мероприятия можно создать свою инфраструктуру, свои веб-страницы, свои электронные рассылки, теоретически такие мероприятия могут быть также привлекательны для более широкого круга посетителей из-за их «беспартийного» характера.
Споры между сторонниками и противниками формальной организации существовали с возникновения анархического движения, и, скорее всего, продолжатся до той поры, пока существует движение. Я не хочу углубляться в этот вопрос в статье, цель которой в первую очередь исторический обзор. Но касательно попыток создания анархических организаций на пространстве бывшего Советского Союза, результаты их были, как правило, столь жалки, что соревноваться в плане масштабов или успешности с АД они были не в состоянии. В плане опыта анархической организации в этом пространстве, опыт АД – самый удачный.
Не знаю как там антиорганизационалисты, но я просто был бы не в состоянии каждый раз начать борьбу с нуля. Я бы очень не хотел каждый раз, когда появлялась проблема, которой я хотел бы заняться (в плане экологии, войны, беспредела власти) создавать всё с нуля. Начинать поиск людей, создание нового сайта, который будет опять брошен через полтора года... Если бы у меня не было организации, костяка людей, которые оставались со мной от кампании к кампании, вероятно, я бы это все уже давно бросил. Просто не было бы сил. А с людьми из «Автономного действия» по крайнее мере можно собраться раз в год, обсудить успехи и недостатки, а также очертить видение ситуации в более далекой перспективе.
Конечно, в АД большая текучка, и уровень тактических и стратегических дискуссий на съездах всегда оставлял желать лучшего. Но большая текучка – это просто закономерность ситуации, в которой мы сейчас живем. Анархические успехи случаются в масштабах страны, но в отдельно взятом регионе они довольно редки. Во многих случаях борьба завершается успехом уже после того, как ее анархическая составляющая полностью изживает в себе все силы и исчезает – так было, например, с кампанией против метанольного терминала в Азове. Понятное дело, что в таких реалиях большинство людей спустя 2-3 года исчезают и начинают решать бесконечные бытовые проблемы. В случае отсутствия организации, движение ушло бы с ними – но организация гарантирует преемственность этих короткоживущих поколений. Потому что формальная организация является способом сотрудничества между людьми, которые заранее не знакомы между собой. Тем, кто найдёт товарищей в своем окружении, конечно, организация не так уж и нужна – но многие анархисты находятся в одиночестве со своими идеями, или вокруг них совсем мало единомышленников. С помощью интернета, гораздо проще познакомиться с анархистами, чем лет 10 назад – но, тем не менее, связь с АД гарантирует некоторую идейную основу и форму деятельности. Это не просто случайные виртуальные единомышленники.
В конечном итоге, разница между формальной организацией и движением в том, что каждый сам для себя определяет, принадлежит ли он к движению или нет, а в случае формальной организации, все решают вопрос совместно. Я себя считаю анархистом в течение уже 17 лет, и уже давно в своем самоопределении нисколько не сомневаюсь, но зачастую, смотря на людей, которые себя называют «анархистами», у меня нет никакого желания иметь с ними ничего общего. За эти года я видел очень много трусости, лени, позерства и малодушия, и чем больше таких «анархистов», тем больше проблем. И с экспоненциональным ростом «Антифа», вдобавок к этим проблемам прибавились еще и куча нередко сомнительных историй, связанных с насилием, следовательно, сам я с каждым годом все более уверен, что определенная фильтрация участников нужна любому движению. Правда в АД к нам тоже время от времени попали полные придурки, но мы хотя бы можем от них избавиться. А у движения в целом возможностей для этого нет. Почему либертарный коммунизм?
В организационных документах «Автономного действия» почти не встречается слово «анархизм». Но во все время существования организации подавляющее большинство участников считали себя анархистами. Почему так? Сближение некоторых антиавторитарных тенденций марксизма с анархизмом наблюдается с тех пор, как они порвали с большевизмом в конце 1910-х - начале 1920-х годов. Некоторые организации рэтекоммунистов (то есть «коммунистов рабочих советов») были постоянными гостями конференций МАТ в 1920-х-1930-х годах, подобный синтез также наблюдался в организации «черное и красное», в которую входил Даниэль Кон-Бендит в 1968 году. В 1970-х годов сначала в Италии,а затем в Германии возник, отдельно от парламентских партий, "автономный" марксизм, и в Германии он оказался под влиянием анархических идей. Именно немецкое течение оказало влияние на создателей журнала «Автоном», когда они в 1996 году приехали в гости в Берлин в составе делегации российских анархистов, и когда немецкие автономы в свою очередь приехали в Россию в 1997 году.
Столкновение активистских культур двух стран не прошло гладко – политкорректная берлинская сцена была в ужасе от пьяного дебоша, нежелания некоторых посетить гей-сквоты и прочих варварств гостей из востока. При обратном визите было еще хуже – один местный анархо-мужик ночью в нетрезвом виде лапал немецкую феминистку, и российские активисты никак не могли понять, как это связано с политикой. Но, тем не менее, в итоге обе стороны оценили опыт положительно, и в дальнейшем подобные активистские обмены были повторены еще два раза. В частности, немецкая «сцена» оказала огромное влияние на формирование взглядов создателя журнала «Автоном» - Кабаноса. И ему пришла мысль – а почему бы не взять лучшее что есть в марксизме, и создать новую организацию на основе Федерации Анархистов Кубани, но не только для анархистов, и не в своём регионе, а уже на уровне СНГ?
Кабанос надеялся, что все малочисленные российские левые коммунисты, в первую очередь «Южное бюро марксисткой рабочей партии», чьи участники бывали на съездах АД и с участниками которых вели дискуссии в том числе и на страницах «Автонома», придут к нам, но он ошибся.. Они предпочитали свои мелкие секты и идеологический пуризм. Ну и конечно вопрос, чем интеллектуалам вообще заниматься в «Автономном действии» тех времен: разработке теории мы предпочитали майки, значки и уличные акции. В итоге, если в составе АД за 10 лет и оказывались люди, которые себя анархистами не считали, то они всё равно были выходцами из анархической среды. В течение первых лет существования организации, на съездах были требования чтобы мы перешли в чисто анархическое русло, но в итоге удалось всех убедить в том, что от такого поворота мы сможем потерять несколько ценных кадров, и что существует марксизм более позитивный, чем большевизм и социал-демократия.
Универсального рецепта успеха нет
В большинство случаев успех зависел от факторов, на которые невозможно влиять в принципе. Например, можно сравнить два протестных лагеря, которые организовало «Автономное Действие» – в Азове против метанольного терминала, совместно с «Хранителями радуги» и с местными активистами, в 2003 году, и в Перми в 2004 году, против утилизации межконтинентальных баллистических твердотопливных ракет, совместно с местными активистами.
В плане уровня организации эти два лагеря почти полностью противоположны. Лагерь в Азове был организован без финансовых затрат, приезжало множество алкотусовщиков. Тусовщики ходили по району в поисках самогона, но в итоге самый жесткий пьяный дебош был организован участниками АД из Краснодара и Ростова. Стресс из-за плохих бытовых условий вместе с безответственным поведением этих людей мог бы нанести серьезную травму психологическому настрою других участников лагеря. Но благодаря счастливой случайности обошлось без этого. В итоге ростовских и краснодарских изгнали из лагеря, но на съезд федерации, который проводился параллельно с лагерем, их пропустили. Пьянство продолжалось и там, и съезд был вообще сорван.
В Перми же обстановка была прямо противоположная. Кое-какие средства для организации быта в лагере были собраны заранее, сухой закон в лагере соблюдался. Мероприятия и акции организовывались постоянно. Единственный инцидент – кража фотоаппарата местными гопниками.
Но, тем не менее, ужасная кампания в Азове завершилось удачно – после длительных тяжб, метаноловый терминал был перепрофилирован на экспорт менее опасных продуктов. А в Перми ничего не вышло – ракеты там в итоге утилизировали, несмотря на то, что всего за 3 года до этого строительство подобного объекта был предотвращено в Воткинске с помощью массовых протестов с участием «Хранителей радуги» и других анархистов. В Азове, успех был результатом упорного труда местных активистов уже после того, как анархисты покинули город, но в Перми, у жителей большого города были другие, более актуальные проблемы чем экологически вредный объект в далеком пригороде. То есть, успех далеко не всегда зависит от уровня организации кампании, или вообще от факторов на которых можно влиять средствами анархистов.
Мама - анархия, папа...
Алкогольный вопрос был злободневен не только в Азове. Илья Романов, участник разгромленной подпольной группы «Новая Революционная Альтернатива», был приглашен на съезд в январе 2002 года, во время которого было создано «Автономное действие», в качестве «почетного гостя». В отличие от других участников НРА, его отправили на принудительное лечение в родном Нижнем Новгороде, и из дурки его выпустили как раз накануне первого съезда, который был организован там же.
Верный традициям тусовки НРА, Илья организовал пьяную вакханалию на первом же заседании съезда, и поскольку большинство делегатов приезжали только день спустя, многие к нему присоединились. И так случилось, что в небольшой съемной квартире учредительный съезд раскололся на две части, и половина делегатов, в том числе все представители Ярославля и Казахстана, присоединились к заседанию алкогольной секции на кухне. Данная секция заседала до конца съезда, один раз Илья впервые появился на трезвом заседании, но почти сразу же уснул. Его 100-килограммовое тело с трудом вытаскивали из съемной квартиры. После этого эпизода, употребление спиртных напитков было строго запрещено на всех съездах и конференциях АД, но, к сожалению, не было уточнено, распространяется ли запрет на ночное время.
Из-за этой неопределенности, и обострения взглядов вокруг алкогольного вопроса, третий съезд два с половиной года спустя полностью сорвался, когда борцы с пьянством пытались исключить из съезда всех друзей бутылки, но в итоге оказались в меньшинстве. Но раскола не последовало – в течение последующих лет алкогольная фракция просто выпала из состава организации в полном составе, часть ушла со скандалом сразу после съезда.
Почему я вспоминаю подобные грустные и позорные эпизоды? Мне не хочется давать ложную картинку о «замечательности» всех этих лет, наоборот, временами был очень х**во. Состав всех первых съездов был настолько слабым, что по их завершении я сильно сомневался о целесообразности всего проекта. Почему-то в те времена АД привлекал самых разнообразных людей, среди которых у большинства не только отсутствовали идеи, но даже желание чем-то серьезно заниматься. Многие вообще с трудом представляли, чем анархизм отличается от алкоголизма и/или панк-рока. И мы были не в состоянии заранее фильтровать людей – нас было так мало, что к нам попадали фактически все, кто хотел. Ситуация изменилась только ближе к концу десятилетия – я пропустил съезды 2005-2008 годов (в 2006 его вообще не было), но съезд в 2009 был первым, после которого у меня возникло ощущение, что мы вообще куда-то развиваемся. С тех пор были выработаны механизмы, благодаря которым люди, которым это все на самом деле не надо, фильтруются гораздо быстрее, чем в ранние годы.
Количество не равно качество
Спустя год после создания организации, в 2003 году, организация достигла количества 100 участников, но численность до сих пор колеблется вокруг этой цифры. Но в плане «качества» нынешний состав сильно отличается от прошлого.
В 2002-2003 годах, в АД вступали люди, которые являлись корпунктами «Автонома», или те, кому понравился журнал. В те времена, в журнале был совершенно своеобразный бунтарский стиль и драйв (в качестве примера, см. отрывок 10 летней давности в этом номере), который отталкивал многих более интеллектуально настроенных, но привлекал любителей революционного духа. Но мало кто среди любителей и распространителей журнала был в состоянии создавать работоспособные местные группы. Первые года, многие группы годами не платили членских взносов – величина которых в начале было ужасающе мала – 5 рублей за участника за месяц. Координационный Совет формально существовал с самого начала, но фактически он начал существовать только во второй половине 2000-х годов, до этого съезд и неформальная электронная рассылка были единственными формами взаимодействия между участниками организации. В течение последних лет, на группы АД наложили больше ответственности, среди групп АД 2002-2003 годов никто не был бы в состоянии выполнять все задачи, которые обязательны для групп сейчас.
Многим непонятно зачем нужны членские взносы, и прочая обязаловка. Но за 10 лет существования организации, никто так и не придумал более устойчивого способа собрать хотя бы небольшой фонд – в рамках «Автономного действия» или анархического движения в целом. Оборот журнала «Автоном» сейчас такой, что общий фонд оказался необходим, чтобы держать его на плаву, в случае временных задержек оплаты со стороны распространителей. Касательно других обязательств, конечно, было бы лучше, если бы все произошло по инициативе участников. Но никто никого не заставляет участвовать в организации, и общие обязательства – это гарантия того, что поддержка существующих структур внутреннего и внешнего медиа не ложится из года в год на плечи небольшого числа бессменных добровольцев.
Не знаю как остальные, но я никогда не собирался заниматься этими проектами вечно. Касательно творческой части, написания статей и планирования кампаний, возможно, я этим буду заниматься до конца своих дней – но в любом случае я не буду жить вечно. Но соотношения творческой работы к рутинной у нас примерно 1:10 – именно столько времени требует редактирование, обсуждения, сбор средств, бухгалтерия и распространение журнала, чтобы твои статьи дошли до читателя. И примерно такие же расклады с веб-сайтом организации, и с организацией любых уличных акции – кто-то должен найти достойные статьи в качестве перепечаток на сайте, следить за троллями и спамом, кто-то должен печатать материалы, покупать древки, подготовить баннеры и так далее.
Все эта рутинная работа быстро становится неинтересной кому бы то ни было, но тем не менее, она является необходимой для развития анархического движения. Одних только идей недостаточно, если их никто не распространяет и если сторонники этих идей нигде не появляются. Но эта рутинная работа должна распределиться примерно в одинаковой степени между участниками организации, с учетом индивидуальных возможностей каждого. Обязательства участника – это не столько вынуждение, столько добровольный контракт, с которым каждый соглашается при вступлении в организацию, некоторая минимальная гарантия того, что никого не подведут и не оставят в одиночестве в ответственный момент. Нет ничего более авторитарного, чем требовать от окружающих меньше, чем от себя, поскольку это отрицает права окружающих на саморазвитие и личностного роста до самостоятельности.
Слова на бумаге
Если 10 лет назад именно «Автоном» был ресурсом, который позволял создавать организацию, то сейчас роль бумажного издания гораздо менее значима. С распространением интернета спрос на бумажную прессу уменьшается, и особенно пострадал самиздат, поскольку из-за небольших тиражей стоимость одного экземпляра относительно больше, чем в мейнстриме, и люди все меньше хотят платит подобные деньги за то, что можно найти бесплатно в интернете.
Но с другой стороны, тираж «Автонома» все еще расходиться полностью за несколько лет, и к каждому номеру прикасается в среднем несколько человек, и еще на порядок больше их видят в лавках книжных магазинов и на концертах. А на сайте редко какие статьи читают более чем тысяча посетителей. Бумажное издание – некоторая «визитная карточка» организации, показывает, на что она способна. На пространстве бывшего Советского союза, в анархическом движении никто не в состоянии соревноваться с объемами и с тиражами «Автонома» – и эти тиражи и объемы не были бы возможными без организации, которая помогает при распространении журнала.
От круга знакомых через тусовки и субкультуру
Некоторые наезжали на нас из-за «субкультурности». Но если понаблюдать за московскими левыми коммунистами или анархо-синдикалистами, среди них субкультурных людей даже больше, чем среди московского «Автономного действия». Лично у меня ничего нет против панков как таковых, но панк который утверждает, что «надо отказаться от субкультурности» – жалкое зрелище. Откуда он сам-то пришел? В 2000-х годах я рассматривал хардкор-концерты, как единственную площадку, куда можно было свободно пойти продавать анархо-литературу, но у меня уже давно не было никаких иллюзий, не ожидал, что она интересна для более чем 1/10 или 1/20 их посетителей.
Лично для меня это уже давно были бизнес-отношения, точнее бартер, но взаимовыгодный – от активистов хардкор получает некий имидж общественной значимости. Я пытался распространять литературу, в том числе и на DIY-хип хоп вечеринках, но там всем абсолютно по**й. Это не проблема анархизма, если кто-то придет в анархизм через панк или через хардкор. Проблема, если путают хардкор и анархизм. Но такая путаница у общественности возникает только если анархисты не в состоянии привлекать людей еще откуда-то кроме хардкора.
Думаю, что в Москве 2008 год был ключевым. В начале убийство Крылова, и потом пытки наших товарищей в ОВД Сокольники были теми роковыми событиями, которые хоть на пару месяцев активизировали субкультуру. Тогда мы впервые смогли собирать не 50-70, а 250-300 человек. Без этого, возможно, не было бы демонстрации 19 января, по крайнее мере в таких масштабах, не было бы Химок. И, что важнее, даже если массовка тогда пришла почти исключительно из панка-хардкора, с тех пор существует также некоторая анархическая субкультура. Только за последних 4 года у нас сложилось так, что уже не все московские анархисты – активисты или их друзья.
Конечно, развитие началось на несколько лет раньше – уже после 2003 года КРАС-МПСТ отказался от общей первомайской акции, в следующем же году умерла традиция общей анархо-ёлки – тусовка просто уже слишком выросла, возникли конфликтные взаимоотношения. Взамен возникла традиция общеанархических собраний, но в них участвовали далеко не все. Но только лишь с 2008 года существует «анархическая субкультура», которая в никоей мере неотделима от всех остальных.
Конечно, новая ситуация лучше, чем, то что, было – наша цель не в том, чтобы быть уютной, дружной тусовкой, а в том, чтобы совершить революцию. Отчуждение, разногласия и конфликты – неизбежное последствие роста движения. И огромные сложности возникают при организации массовок – прежние тактики организации несанкционированных действий оказываются крайне затруднительными, если участников – больше ста. И когда социальные сети под плотным мониторингом, как вообще объявить незнакомым сторонникам, что акция планируется? Еще более сложно предсказать, какие темы будут модными, как поддержать интерес «анархо-массовки», на какую степень конфронтации она готова. Но, несмотря на все эти проблемы, я бы ни за что не вернулся к временам, когда все были знакомы и все было предсказуемо.
О тех, кого больше нет с нами
Наконец, необходимо сказать пару слов о двух погибших участниках – Анастасии Бабуровой и Илье Бородаенко.
Они играли очень разные роли - Анастасия вступила в «Автономное действие» ровно за день до своей смерти, а Илья собственными руками поднимал движение в своем родном регионе на Дальнем Востоке. Анастасия не была слабым человеком, наоборот, но также она не любила конфликты – неизвестно, смогла бы она выдержать динамику московской группы, в которой с самого начала постоянно были резкие конфликты из-за упрямства всех ее основателей. Но, тем не менее, я получил общий урок от смерти Анастасии и Ильи – оба оказались незаменимыми. У «Автонома» до сих пор нет верстальщика, на которого можно полностью полагаться (кроме, возможно, номера, который у читателя в руках), сейчас на Дальнем Востоке от анархического движения почти ничего не осталось.
Смерть этих людей была для меня окончательным подтверждением того, что мое занятие – опасное. Но зачем рисковать жизнью ради проекта, который делаешь левой рукой? До их смерти, я не ощущал, каким может быть значение индивидуального человека для движения. Маркс об этом не говорил, но так оно и есть. Лично я стал ко всему относиться гораздо серьезнее после этого, понял, что равных с ними нет, и заменить этих людей можно только работая самому еще более усердно, как бы пафосно это не звучало.
Антти Раутиайнен
Добавить комментарий