Продолжаем публикацию материалов нового 36 номера журнала "Автоном". В этот раз - интервью с великим бунтарём Михаилом Бакуниным в годовщину его двухсотлетия.
От редакции. 30 мая 2014 года исполнилось 200 лет со дня рождения Михаила Александровича Бакунина. О том, насколько этот человек и его идейное наследие остаются живыми, злободневными и опасными для власть имущих, говорит хотя бы тот всеобщий заговор молчания, которым все российские СМИ — и официальные, и оппозиционные — встретили эту годовщину. Вспоминать о Бакунине им неудобно, больно и мучительно, поэтому — лучше вычеркнуть его из памяти людей.
Редакция «Автонома» решила отметить юбилей анархиста, обратившись к нему самому. Здесь мы следуем, например, за российским анархо-синдикалистом Григорием Петровичем Максимовым, в 1920-е годы опубликовавшим свои «Беседы с Бакуниным», в которых анархист ХХ века обращался к своему предшественнику за ответами на насущные вопросы революционной теории и... получал их. Нет, конечно, дело вовсе не в спиритических сеансах по вызыванию духов. Просто в сочинениях великих людей прошлого порой больше жизни и смысла, чем у многих наших ничтожных современников. По этому же пути пошли сегодня и мы. Вопросы в «Интервью» наши, а ответы — читайте у Бакунина (в «Исповеди», «Государственности и анархии» и других его, таких современных, книгах). Итак, как говорил Александр Блок, «займём огня у Бакунина!»
Автоном. Дорогой Михаил Александрович! Поздравляем вас с почтенным юбилеем! Мы, анархисты всего мира, помним и любим вас. Позвольте несколько вопросов. Сейчас, спустя 200 лет, масштаб вашей личности, ваших пророчеств виден ещё отчётливее, чем при вашей жизни. Сколько учёных, революционеров, писателей, философов, ваших почитателей и врагов пытались как-то осмыслить вашу натуру и деятельность! А что вы сами можете сказать о себе? Что вам представляется самым существенным в вашем характере?
Михаил Бакунин … Любовь к свободе и неотвратимая ненависть ко всякому притеснению, ещё более когда оно падало на других, чем на меня самого. (...) В моей природе был всегда коренной недостаток: это любовь к фантастическому, к необыкновенным, неслыханным приключениям, к предприятиям, открывавшим горизонт безграничный и которых никто не может предвидеть конца. Мне становилось и душно и тесно в обыкновенном спокойном кругу. Люди обыкновенно ищут спокойствия и смотрят на него как на высочайшее благо; меня же оно приводило в отчаяние; душа моя находилась в неустанном волнении, требуя действия, движения и жизни. (…) Во мне всегда было много донкихотства: не только политического, но и в частной жизни. (…) Искать своего счастья в чужом счастье, своего собственного достоинства — в достоинстве меня окружающих, быть свободным в свободе других — вот вся моя вера, стремление всей моей жизни.
Автоном. Отлично сказано! Ещё лучше то, что это не только сказано вами, Михаил Александрович, но и сделано. Восемь лет в крепостях на цепи, два смертных приговора, множество восстаний, которые вы возглавили — тому порукой... Однако многие считают (вслед за либералами), что свобода других людей ограничивает мою свободу. Вообще, должны же существовать какие-то ограничения нашей свободы? Разве не этих ограничений требует от нас и государство, во имя защиты другой части наших свобод?
М.Б. Мне возразят, что Государство, представитель общественного блага, или всеобщего интереса, отнимает у каждого часть его свободы только с тем, чтобы обеспечить ему всё остальное. Но остальное — это, если хотите, безопасность, но никак не свобода. Свобода неделима: нельзя отсечь её часть, не убив целиком. Малая часть, которую вы отсекаете, — это сама сущность моей свободы, это всё. В силу естественного, необходимого и непреоборимого хода вещей вся моя свобода концентрируется именно в той части, которую вы удаляете, сколь бы малой она ни была.
Автоном. А как же демократическое государство, за которое выступают наши любители «честных выборов», нынешние белоленточники? Разве мы не должны бороться за неуклонное соблюдение Конституции и Закона?
М.Б. Республиканское Государство, основанное на всеобщей подаче голосов, может быть очень деспотичным, даже более деспотичным, чем монархическое, если под предлогом, что оно представляет всеобщую волю, Государство будет оказывать давление на волю и свободное развитие каждого из своих членов всей тяжестью своего коллективного могущества. (…) В настоящее время серьёзное, сильное государство может иметь только одно прочное основание — военную и бюрократическую централизацию. Между монархиею и самою демократическою республикою существует только одно существенное различие: в первой чиновный мир притесняет и грабит народ для вящей пользы привилегированных, имущих классов, а также и своих собственных карманов, во имя монарха; в республике же он будет точно так же теснить и грабить народ для тех же карманов и классов, только уже во имя народной воли. В республике мнимый народ, народ легальный, будто бы представляемый государством, душит и будет душить народ живой и действительный. Но народу отнюдь не будет легче, если палка, которою его будут бить, будет называться палкою народной. (...) Полезная конституция для народа может быть только одна — разрушение империи. (...) Государство является не чем иным, как официальной и правильно установленной опекой меньшинства компетентных людей... чтобы надзирать за поведением и управлять поведением этого большого неисправимого и ужасного ребёнка — народа.
Автоном. Да уж, мы-то знаем, что под этой диктаторской опекой ребёнок никогда не повзрослеет, а, скорее, станет инфантильным идиотом! Ну, к вопросу о государстве мы ещё вернёмся. Но всё-таки, разве нам не внушают с детства, что свобода других ограничивает мою свободу, и что чем больше её у других, тем меньше её у меня?
М.Б. Человек — это не только самое индивидуальное из земных существ, но и самое социальное. (…) Свобода является истинной и полной в целостной взаимосвязи каждого и всех. Нет изолированной свободы, она по своей природе взаимна и социальна... Я могу быть действительно свободным только среди людей так же свободных, как я. (…) Полная свобода каждого возможна лишь при действительном равенстве. Осуществление свободы в равенстве — это и есть справедливость.
Автоном. Вы говорите поразительные для современного человека вещи! Удивительно! Но ведь либерализм внушает нам, что свобода и равенство — несовместимы друг с другом? Разве мы не должны выбирать что-то одно: или свобода (разумеется, ограниченная государством и основанная на неравенстве), или казарменный социализм, основанный на равенстве, но без свободы?
М.Б. Свобода без социализма есть привилегия и несправедливость. Социализм без свободы есть рабство и животное состояние.
Автоном. Да уж, за последний век мы насмотрелись и на то, и на другое! И эта ваша мысль была для нас путеводной звездой. Сколько раз мы писали её, эту фразу, на своих плакатах и в своих манифестах, сколько раз руководствовались ей в поисках единомышленников и третьего своего пути между Левиафаном власти и всеобщей конкуренцией... Итак, свобода — это главное для вас (как и для нас). А что это, собственно, такое — свобода?
М.Б. Свобода! Только свобода, полная свобода для каждого и всех! Вот наша мораль и наша единственная религия! Свобода — характерная черта человека, это то, что отличает его от других животных. В ней заключается единственное достоинство его человечности... Длительный постепенный переход от рабства к свободе, к величию, к совершенству... — вот в чём весь смысл истории. Быть свободным — это право, долг, всё достоинство, всё счастье, всё назначение человека. Это — исполнение его предназначения. Быть неспособным к свободе — значит быть неспособным к человечности. Лишить человека свободы и средств к достижению её и пользованию ею — это не просто убийство одного человека, это убийство человечности.
Автоном. Помнится, в ХХ веке нечто подобное нам твердили философы-экзистенциалисты: Сартр и другие (на вас, правда, они обычно не ссылались). Человек без свободы — вещь, а не человек, он обречён быть свободным и через свободу утвердить свою человечность. А философ Вальтер Беньямин даже грустно заметил: «После Бакунина Европе не было предложено радикального понимания свободы». Но вот что позвольте узнать: обыватели считают, что анархия — это хаос, дестрой, без государства нет общества, и Прудон, мол, пошутил, что анархия — мать порядка. Вы-то, Михаил Александрович, с этим, конечно, не согласны?
М.Б. Порядок в обществе должен быть равнодействующей всех местных, коллективных и индивидуальных свобод, достигших возможно высшей степени развития. (…) Страстный поклонник свободы, я признаюсь, что с недоверием отношусь к тем, у кого слово «дисциплина» постоянно на языке. (…) Тем не менее, я признаю всё-таки, что известная дисциплина, не автоматическая, а добровольная и разумная, в полном согласии со свободой индивидов, остаётся и всегда будет необходимой во всех случаях, когда множество свободно объединившихся индивидов займётся какой-либо работой или предпримет какое-либо совместное действие. Тогда эта дисциплина есть не что иное, как добровольная и разумная согласованность всех индивидуальных усилий, направленных к общей цели. Во время деятельности, в пылу борьбы роли распределяются естественным образом в зависимости от способностей каждого, которые определяются и оцениваются всем коллективом: одни управляют и отдают приказания, другие их исполняют. Но никакая функция не застывает, не закрепляется и не обращается в неотъемлемую принадлежность какой-нибудь личности. Иерархии ранга и продвижения не существует, так что вчерашний руководитель может сегодня стать подчинённым. Никто не поднимается выше других, а если и поднимается, то только для того, чтобы в следующий момент вновь опуститься, как волны моря, к благотворному уровню равенства. При такой системе больше нет собственно власти. Власть основывается на коллективе и становится откровенным выражением свободы каждого, истинным и верным воплощением воли всех. При этом каждый повинуется только потому, что тот, кто руководит им в данный момент, приказывает ему то, чего он и сам хочет. Вот истинно гуманная дисциплина, необходимая для организации свободы.
Автоном. И вот тут-то самое время, Михаил Александрович, кратко объяснить читателям «Автонома», почему мы, анархисты, так не любим государство!
М.Б. Государство — это самое вопиющее, самое циничное и самое полное отрицание человечности. Оно разрывает всеобщую солидарность людей на земле и объединяет только часть их с целью уничтожения, завоевания и порабощения всех остальных. (…) Такова уж логика всякой власти, что она в одно и то же время неотразимым образом портит того, кто её держит в руках, и губит того, кто ей подчинён. (…) Что же такое богатство и власть, как не два неразлучных вида эксплуатирования народного труда и народной неорганизованной силы?
Автоном. Мы помним вашу блестящую критику марксовой идеи революции через государство. Вы развенчали теорию «диктатуры пролетариата» (которая порождает новый эксплуататорский класс «красной бюрократии») и претензии «научных социалистов» диктовать жизни свои законы и ставить эксперименты над народами. Увы, через полвека ваш прогноз полностью сбылся — в России, и не только. А что бы вы делали, окажись сами в совершенном анархическом обществе?
М.Б. Всё опрокину! (…) Будет время, когда не будет более государств..., будет время, когда на развалинах политических государств оснуется совершенно свободно и организуясь снизу вверх, вольный братский союз вольных производительных ассоциаций, общин и областных федераций, обнимающих свободно людей всех языков и народностей... (…) Мы не только не имеем намерения... навязывать нашему или чужому народу какой бы то ни было идеал общественного устройства, вычитанного из книжек или выдуманного нами самими, но в убеждении, что народные массы носят в своих насущных потребностях и в своих стремлениях, сознательных или бессознательных, все элементы своей будущей нормальной организации, мы ищем этого идеала в самом народе.
Автоном. Таким образом, если мы вас правильно понимаем, вы предлагаете нам, вашим продолжателям, не порождать из головы планы «светлого завтра», а искать и развивать ростки либертарной культуры в самой современной действительности. И для вас анархизм — не пункт прибытия, навязываемый доктринёрами-революционерами обществу, но путь, путь доверия к жизни, путь расчистки завалов несвободы? Но не идеализируете ли вы народ? Может прав был Сергей Нечаев (с которым вас и сегодня чересчур отождествляют, приписывая вам его чудовищный «Катехизис революционера», который вы назвали «катехизисом абреков»), и в революции все средства допустимы, народ надо вести к свободе любым путём, а на наших врагов смотреть, как на нелюдей?
М.Б. Народа никогда и ни под каким предлогом и для какой бы то ни было цели обманывать не следует. Это было бы не просто преступно, но и в видах достижения революционного дела вредно; вредно уже потому, что всякий обман по существу своему близорук, мелок, тесен, всегда шит белыми нитками, вследствие чего непременно обрывается и раскрывается, и для самой революционной молодёжи самое ложное, самопроизвольное, самодурное и народу противное направление. Человек силён только тогда, когда он весь стоит на своей правде, когда он говорит и действует сообразно своим глубочайшим убеждениям. Тогда, в каком бы положении он ни был, он всегда знает, что ему надо говорить и делать. Он может пасть, но осрамиться и осрамить своего дела не может. Если мы будем стремиться к освобождению народа путём лжи, мы непременно запутаемся, собьёмся с пути, потеряем из виду самую цель, и, если будем иметь хотя какое-нибудь влияние на народ, собьём с пути и самый народ, т. е. будем действовать в смысле и на пользу реакции.
(…) Кровавые революции иногда необходимы по причине людской глупости; но они всегда зло и большое несчастье, не только с точки зрения жертв, но также ввиду чистоты и совершенства той цели, во имя которой они совершаются. (…) Но это естественное явление не будет ни нравственным, ни даже полезным. Политические убийства никогда не убивали партий; они оказывались бессильными особенно против привилегированных классов; до такой степени верно, что сила — не столько в людях, сколько в положении, которое создаёт людям привилегированным организация вещей, то есть государство и частная собственность. Итак, чтобы произвести коренную революцию, надо подкосить самый порядок вещей, разрушить собственность и государство, тогда не придётся уничтожать людей и подвергать себя неминуемой реакции, которую повсюду и всегда вызывала резня людей. Но чтобы иметь право поступать человечно с людьми без риска для революции, надо быть безжалостными с вещами и порядками... Вот в чём тайна революции.
Автоном. И это говорите вы, военный руководитель восстаний в Лионе и Дрездене? Разве мы, сегодняшние анархисты, можем видеть людей в наших врагах, скажем, в чекистах, чиновниках, олигархах или фашистах, разве можем признавать за ними какие-то права? Уж они-то нас не щадят!
М.Б. Вся человеческая нравственность... покоится главным образом на уважении к человеку. Что подразумеваем мы под уважением к человеку? — Признание человечности, человеческого права и человеческого достоинства в каждом человеке, каковы бы ни были его раса, цвет кожи, уровень развития его ума и даже нравственности. Но могу ли я уважать человека, если он глуп, злобен, достоин презрения? Конечно, если он обладает этими качествами, то невозможно, чтобы его подлость, тупоумие, грубость вызывали моё уважение; они мне противны и возмутительны; я приму против них, в случае надобности, самые энергичные меры, и даже убью этого человека, если у меня не останется других средств защитить мою жизнь, моё право или то, что мне дорого и мною уважаемо. Но во время самой решительной, ожесточённой и в случае необходимости смертельной борьбы с ним я должен уважать в нём его человеческую природу. Только этой ценой я могу сохранить своё собственное человеческое достоинство. Однако, если этот человек не признаёт ни в ком этого достоинства, можно ли признавать его в нём? Если он своего рода хищный зверь, если, как это иногда случается, хуже, чем зверь, можно ли признавать в нём человеческую природу, не будет ли это заблуждением? Нет, ибо каково бы ни было его теперешнее интеллектуальное и моральное падение... его человеческая натура, при всех ужасных отклонениях, тем не менее весьма реально существует в нём как всегда живущая, покуда он жив, способность возвыситься до сознания своей человечности — если только произойдёт коренная перемена в социальных условиях, сделавших его тем, что он есть.
Автоном. Здесь самое время спросить вас, Михаил Александрович, а как вы относитесь к теме женской эмансипации? Считаете ли, подобно некоторым другим классикам анархизма — Прудону и Толстому — что женщинам никогда не быть равными с мужчинами? Или, подобно марксистам, полагаете, что женский вопрос сам собой решится вслед за вопросом классовым? Или же, как некоторые анархисты сегодня, предлагаете не задевать лишний раз патриархальных и сексистских предрассудков трудящихся?
М.Б. Женщины почти везде — рабы, и мы сами — рабы их рабства; без их освобождения, без их полной, безграничной свободы наша свобода невозможна; а без свободы нет ни красоты, ни достоинства, ни истинной любви. (…) А в русской общине — безобразное унижение женщины, абсолютное отрицание и непонимание женского права и женской чести. (…) Уничтожение государства и юридического права необходимо будет иметь следствием уничтожение личной наследственной собственности и юридической семьи, основанной на этой собственности, так как та и другая совершенно не допускают человеческой справедливости. (…) Равенство прав и обязанностей для мужчин и женщин.
Автоном. Михаил Александрович, сегодняшние фашисты и националисты нередко сводят весь ваш спор с Марксом к спору русского с немецким евреем. И, вырывая из контекста многие ваши не вполне политкорректные по нынешним меркам русофильские, франкофильские и иудофобские и германофобские высказывания представляют вас русским патриотом. При этом, правда, они забывают о вашем героическом участии в немецкой революции в Дрездене. Что бы вы ответили им сегодня?
М.Б. Моё отечество — Социальная Революция. (…) Настоящий патриотизм, чувство, разумеется, весьма почтенное, но вместе с тем узкое, исключительное, противучеловеческое, нередко просто зверское. Последовательный патриот только тот, кто, любя страстно своё отечество и всё своё, также страстно ненавидит всё иностранное, ни дать ни взять, как наши славянофилы.
Автоном. Понятно. Не можем не спросить ещё об одной теме, которой вы посвятили много пламенных страниц. Сегодня, в эпоху укрепления «духовных скреп», много говорят о необходимости возрастания роли церкви в нашей жизни.
М.Б. История показывает, что священники всех религий, за исключением преследуемых, были союзниками тирании. (…) Исторический опыт и логика доказали, что достаточно одного господина на небе, чтобы создать тысячи господ на земле. (…) Мы верим, что независимо от какого-либо божественного вмешательства в самом человеке заложена творческая активность и непобедимая внутренняя сила — она его сущность и его естество, которые на протяжении столетий неизменно влекут человечество к истине и добру. (…) Я ищу Бога в людях, в их свободе, теперь я ищу Бога в революции.
Автоном. Спасибо, Михаил Александрович! И последний вопрос. Когда же, наконец, придёт ваше и наше время?
М.Б. Мы рассчитывали на массы, которые не захотели со страстью отнестись к делу своего собственного освобождения, а за отсутствием этой народной страсти мы, при всей своей теоретической правоте, были бессильны. (…) Глядя на окружающие нас события и явления момента, в котором мы живём, на подлость, мелкоту, трусость, бездушие характеров; на полное отсутствие честных стремлений (в большинстве), на тупость, эгоизм, на буржуазность и беспомощность пролетариата, на стадность, на самолюбишки и проч... на весь современный склад нравственной личности, на социалистическую развращённость рабочего, испорченного болтовнёй и утратившего даже инстинкт, … я ничего не жду от современного поколения, … везде вижу одно — лишь полное отсутствие человечности, и одну лишь цивилизационную гангрену буржуазных стремлений... Поле не за нами, а за сорной травой... Наш же час не пришёл...
Автоном. Подождём и мы! Ведь, как говорил Бакунин: «перед вечностью всё ничтожно». До встречи ещё через двести лет!
Беседовал с Михаилом Бакуниным Пётр Рябов
Редколлегия журнала будет благодарна поддержке с вашей стороны:
Добавить комментарий