Мы публикуем текст о Левом фронте искусств, который объединил в себе литераторов-интернационалистов и антимилитаристов, пропагандировавших идеи революции, коммуны и коллективного творчества. Леф ввел в обиход понятие документальной "литературы факта", противостоящей буржуазной и салонной художественной литературе, которую он называл "отдохновенческой". Материал подготовлен для 37 номера журнала «Автоном».
Дорога в завтра
Леф – Левый фронт искусств – был основан в 1922 году бывшими поэтами-футуристами. В Лефе сотрудничали литераторы Маяковский, Асеев, Крученых, Хлебников, Каменский, Третьяков, Брик, Пастернак, Бабель, критики Чужак, Перцов, Тренин, художники Родченко, Степанова, Татлин, Попова, кинорежиссеры Эйзенштейн, Дзига Вертов, Козинцев, Трауберг, Кулешов, Юткевич, театральный режиссер Мейерхольд и др. Вплоть до 1928 года Леф выпускал свой журнал, а в 1929 году издал сборник статей «Литература факта».
Русские футуристы произошли из футуризма Маринетти, но, как писал Маяковский в своей статье о Лефе в 1923 году, в 1914 г. «окончательно разодрали с поэтическим империализмом Маринетти, уже раньше просвистев его в дни посещения им Москвы» в 1913 г. Маяковский писал, что «футуристы — первые и единственные в российском искусстве, <…> прокляли войну, боролись против нее всеми оружиями искусства». «Октябрь очистил, оформил, реорганизовал. Футуризм стал левым фронтом искусства. Стали «мы». <…> Рядом с организационной работой мы дали первые вещи искусства октябрьской эпохи. <…> В работе над укреплением завоеваний Октябрьской революции, укрепляя левое искусство, ЛЕФ будет агитировать искусство идеями коммуны, открывая искусству дорогу в завтра».
Проигранное сражение
Я считаю, Леф недооценен. Многие его идеи стоит использовать и сейчас. Их можно взять на вооружение – они звучат актуально. Леф был ребенком революции. Но на смену революционным переменам быстро пришла эпоха советского госкапитализма. Уже в 1930-е годы Леф перестал быть нужным. Восторжествовала линия соцреализма. Теоретическая линия Лефа была заклеймена как «ошибочная». Возможно, сыграли роль и личностные мотивы – в свое время Леф был поддержан оппонентом Сталина Троцким. В литературной энциклопедии 1932 г. лефы названы мелкобуржуазными попутчиками и формалистами, не сумевшими понять диалектики классовой борьбы. Штампом «формализма» они были припечатаны на все долгие советские годы. А в постперестроечное время левацкие идеи и в целом оказались не в моде. Про Леф забыли окончательно. Никто не занимался его переосмыслением, не заботился о возвращении Лефа.
Даже в 60-е годы, в эпоху оттепели люди Лефа, его теоретики не могли высказаться в его защиту. Их уже не существовало. Маяковский покончил жизнь самоубийством. Чужак и Третьяков были репрессированы. Незнамов и Тренин погибли на войне. Выжил Перцов. Но он из участника Лефа давно уже превратился в фальсификатора его истории. В 1954 г. в своей монографии о Маяковском Перцов пишет, что Леф мешал Маяковскому, «осложняя его стремительное движение вперед». Якобы «Маяковский, убедившись в том, что Леф превратился в замкнутую группку эстетов, позабывших о долге писателя перед народом, вышел из Лефа, порвал с ним». Перцов пишет, что Леф умер естественной смертью, последний номер журнала вышел весной 1925 года. Но он умалчивает о том, что были еще «Новый Леф», в редакцию которого вплоть до 1928 года входил Маяковский, а потом Революционный фронт [искусств] — Реф. И даже выйдя из Лефа, Маяковский никогда не порывал личных отношений со своими товарищами. А вот оценка, которая дается лефовцам нынешними специалистами. Редактор издательства «Аванта+» Л.Поликовская в статье о Лефе в энциклопедии «Кругосвет» сообщает, что «лефовцы очень любили теоретизировать, но не перегружали себя знакомством с научными теориями (ведь все они были объявлены «буржуазными»)». Между тем, с Лефом сотрудничали виднейшие теоретики литературы из ОПОЯЗа – Шкловский, Эйхенбаум (брат анархиста Волина), Тынянов, Якубинский. Поликовская пишет, что проза и драматургия «Лефа» сделаны в соответствии с теориями «левого фронта» и потому мало художественны, мало интересны и ныне прочно и справедливо забыты. «Пьесы Третьякова, иллюстрация лефовских теорий, звучат (вернее, звучали бы, если б кому-то пришла в голову идея их переиздать или поставить) как смешная абракадабра».
Жизненность теорий
Обратимся к воспоминаниям дочери Третьякова Татьяны: «В 1975 году в ГДР в переводе Фрица Мирау выпущены две пьесы «Рычи, Китай!» и «Хочу ребенка!» (посвященная раннесоветским идеям сексуальной свободы - И.Ф.). Перевод Фрица Мирау последней пьесы второй, первый перевод в 30-е годы был сделан для Брехта, которому пьеса очень понравилась, Эрнстом Хубе. Поставить ее Брехт не смог — в Германию пришел фашизм, и Брехт эмигрировал в США. В этом, втором, переводе пьесу «Хочу ребенка!» поставил в 1980 году прогрессивный режиссер Гюнтер Бальхаузен на сцене Городского театра в Карлсруэ (ФРГ). В 1983-м в ГДР ее поставили студенты театрального факультета в студенческом театре Университета им. Гумбольдта (Берлин). <…> И, наконец, в январе 1989 года, в котором исполняется 50 лет со дня смерти С. М. Третьякова, в Англии в университете города Бирмингем состоялась международная конференция «Третьяков — учитель Брехта», пять дней шла пьеса «Хочу ребенка!», поставленная режиссером Робертом Личем. Играли студенты-дипломники факультета театрального искусства. Спектакль пользовался большим успехом. <…> В 1990 году Роберт Лич поставил пьесу «Хочу ребенка!» в московском театре-студии «У Никитских ворот».
Творчество Третьякова мне особенно интересно. Ведь он одно время работал преподавателем русского языка и литературы в Пекинском университете, а я и сам работаю в Китае. Его дочь пишет: «Результатом поездки Сергея Михайловича в Китай были 50 очерков о Китае и пьеса «Рычи, Китай!», поставленная в Театре им. Мейерхольда В. Федоровым под руководством Мейерхольда. Премьера состоялась 23 января 1926 года. Пьеса идет в репертуаре с большим успехом 6 лет. Пьеса была переведена на языки республик Союза ССР — украинский, татарский, узбекский, армянский и шла в этих республиках в переводе, помимо гастролей Театра Мейерхольда, проходивших во многих городах. Она была переведена и шла в переводах на эстонском, английском в 1932 году в Англии и Америке, на польском в нескольких городах также в 1932-м, на немецком в ряде городов в 30-е годы, была поставлена в Вене. На испанском языке шла в Аргентине в 1935 году, на норвежском — в 1936 году в Бергене, на японском в Токио в 1933 — 1934 годах, на китайском в 1936-м в Рабочем театре во Владивостоке. На еврейском языке пьеса шла в Варшаве в еврейском театре и в Аргентине в 30-е годы. В 1944 году в нацистском лагере в Польше, комендант которого не был эсэсовцем, он разрешил заключенным устроить свой театр, и актер Варшавского еврейского театра Ши Тигель поставил там «Рычи, Китай!». Спектакль шел всего один раз — слишком была очевидна параллель между эксплуатацией китайских кули и рабским трудом заключенных. В последний раз «Рычи, Китай!» шел в двух швейцарских городах в 1975 году — в Цюрихе — на немецком и в Женеве — на французском».
Литература факта
В оценках Лефа принято сыпать передержками. Говорится, что лефовцы начисто предлагали отказаться от предыдущей литературы, уйти всем в газету. Это не так. В своей «Писательской памятке» Н. Чужак писал: «Переходя на новую литературу (литературу факта – И.Ф.), мы все же учимся на старой. Нужно же у кого-нибудь перенимать – нельзя же так, совсем без наследства. Лучше всего, конечно, перенимать у близких – следует отталкиваться от чужих. Радищев с его «Путешествием из Петербурга в Москву», Пушкин с «Путешествием в Эрзерум», Гончаров с «Фрегат Палладой», Аксаков с «Записками ружейного охотника», Достоевский с «Дневником писателя» и другие – все это наши более или менее отдаленные, хотя и «формальные» только, родственники. Их приемы нужно взять и приумножить. Нужно взять кое-что и от литературы выдумки, – поскольку стопроцентного разрыва между жанрами нет, – и приспособить это взятое к месту и времени, т. е. в порядке условного использования». Литературой факта могут быть исследования, биографии, письма, мемуары, дневники путешествий или судебных процессов, очерки, фельетоны, эссе, памфлеты, пародии, сатира.
Лефовцы считали, что новое время требует новых форм литературы. Предыдущая общественная формация была сметена революцией. Вместе с ней должны уйти и соответствующие ей жанры развлекательной, как говорили лефовцы, «отдохновенческой» литературы. Новая литература должна отражать новую жизнь, и ей должна стать литература факта. Но эта литература не будет построена на голом факте. Нужно требовательно отбирать факты. Лефовцы выступали за грамотный их монтаж.
Каждый день новая жизнь приносила новые факты. Леф бурлил. Но вот закончились 20-е годы. Революционный порыв погас. Все силы были брошены на госстроительство, а затем и на упрочение мощи этого нового государства. Государство стало принято воспевать, а факты умалчивать. Эпоха революции сменилась эпохой созидания. И она требовала од и монументального стиля. Вместе с фактами почила в бозе и их литература. Постепенно государство укрепило свои позиции. Их стало нужно удерживать. А мозг обывателя должен был отдыхать. Чтобы он, не дай Бог, не начал думать и не замутил новую революцию. На свое заслуженное место вернулась оттеснившая литературу факта старая отдохновенческая литература – романы, приключения, фантастика.
Правые наступают
Но мы, если думаем об общественных изменениях, должны вспомнить о литературе факта. Повторить лозунги Лефа. Долой посредника-автора, затуманивающего факты художественным вымыслом и уводящего нас от них вдаль. Готовясь к большим событиям, нелепо уходить в сторону от фактов. Нужно избавляться от буржуазной литературы и освещать жизнь как она есть. Нужно видеть жизнь во всей ее полноте, со всеми ее ужасами и понимать их причину. Правые осознали это раньше нас. Правые книги идут потоком. Их пропаганда делает свое дело, скармливая сорные идеи голодным ртам. Афганец-интернационалист Квачков стал патриотом после прочтения серии книг бывшего министра печати Бориса Миронова – таких как его «Иудейское иго». Лидер НСО-Север Молотков пришел к национализму под влиянием творений Григория Климова, автора «Пятой колонны в СССР». Со своим товарищем Мельником, впоследствии расчлененным нсошниками, Молотков познакомился на чтениях в Доме литераторов, организованных публицистом Севастьяновым. Спасовцы Королев и Климук познакомились в Фонде славянской письменности.
Коллективный автор
Но где противостоящая правой левая пропаганда? Где отечественная левая литература? Мы ориентируемся на западных авторов, переводим их, а отечественных почти не существует. Но западные авторы пишут о чужих западных реалиях. Лефовцы правильно говорили, что не нужно ждать появления больших авторов. Автор может быть коллективным.
В заметке «Продолжение следует» С.Третьяков писал: «Мы представляем себе работу литературных артелей, где функции расчленены – на собирание материала, литературную обработку его и проверку работы вещи. Значит, в артель входят специалисты внелитературного порядка, располагающие полноценным материалом (путешествие, исследование, биография, приключение, организационный и научный опыт); рядом с ними работают фиксаторы, добывающие нужный материал, случаи, записи, документы (эта работа аналогична газетному репортажу). Монтаж полученных материалов в той или другой последовательности, обработка языка в зависимости от аудитории, для которой книга пишется, – это работа литературных оформителей. Научно-техническая концепция проверяется знатоками. Это те самые, кого обычно авторы в предисловии благодарят за «ценные и авторитетные указания».
Чем это не прообраз сети анархических издательств? Как говорил Третьяков, река не убежит от моря.
Ильяс Фалькаев
Редколлегия журнала будет благодарна поддержке с вашей стороны:
