Что это было? (К итогам «снежной (нано)революции»)

События в нынешнем мире происходят стремительно, а журнал "Автоном" выходит неторопливо. За время, прошедшее с выхода прошлого номера «Автонома», события в России декабря 2011 — марта 2012, которые одни именуют гордо «снежной революцией», а другие злобно - «неудавшейся попыткой оранжевого майдана», успели начаться и закончиться. Можно «остановиться, оглянуться» (как в известном стихотворении) и поразмыслить на тему: а что же это было и что будет дальше?

Два мифа

Как всегда бывает даже с нанореволюциями, начавшиеся события никто не предвидел заранее. Когда же они начались, все тут же придумали им множество объяснений и сказали, что они были неизбежны и вполне предсказуемы. Однако первые две-три недели власти были в параличе от испуга и неожиданности, а новоявленная оппозиция была в самодовольной эйфории от самой себя и от того, «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Тотчас начали создаваться мифы о сути происходящего, один другого величественнее.

Охранительный миф, давно заготовленный на этот случай специально обученными «нашими», и их корыстными и бескорыстными трибунами, вроде Леонтьева, Проханова и Кургиняна: «оранжевая чума» вышла на улицы столицы, чтобы раскачать лодку стабильности и пошатнуть священные основы Державы. За орущими на площадях бездельниками и идиотами в норковых шубах стоят агенты Госдепа, «ураганившие» в девяностые, ограбившие народ и развалившие великую Империю. Они жаждут утопить Россию в крови, сломать вертикаль власти и передать Россию Америке. Пусть не всё у нас хорошо, но, во-первых, будет ещё лучше, а, во-вторых, мы никому не отдадим наших завоеваний, не поступимся нашей самобытной духовностью, самобытной стабильностью и самобытной нефтью. Патриотам, провинции, бюджетникам, рабочему классу в ватниках надо сплотиться вокруг безальтернативного режима и дать отпор проходимцам — на выборах, а если нужно, то и на улицах. Тысячи россиян, повинуясь велению сердца, (а вовсе не начальству, как вы подумали), как один, устремились на Поклонную, Манеж и в Лужники — засвидетельствовать свою любовь к Родине и ненависть к её супостатам. Для вящей убедительности общественности предъявили даже танк от рабочих с Уралвагонзавода (впрочем, хватило и простого ОМОНа). Держава устояла, Россия была спасена, враг не прошёл к Москве. (Хотя точнее было бы сказать, он не вырвался за её пределы на просторы всё ещё обширной Родины.) Так было, так есть, и так будет всегда, — ещё шесть лет. Четвёртого марта вечером, внимая своей любимой группе «Любэ» и озирая тысячи вяло ликующих на Манеже, Национальный Лидер плакал от счастья. (А я думал, чекисты не плачут. Или их и этому учат?).

Оппозиционный миф гласил, что вольнолюбивые россияне из креативного «среднего класса» и наконец-то сформировавшейся буржуазии возжаждали политических свобод и гражданского общества, полюбили честные выборы и невзлюбили «партию жуликов и воров». Поднявшись на борьбу с коррупцией и деспотизмом, они вышли из Интернета на улицы Москвы. Однако, мудро и прозорливо опасаясь революции больше, чем даже реакции, «лучшие люди России» своими регулярными выходами на площадь на митинги, согласованные с властями, своими остроумно-креативными плакатами, прикольными флэш-мобами и своими ежемесячно повторяемыми резолюциями во славу честных выборов решили напугать и разжалобить антинародный режим «жуликов и воров» и побудить его внутренне преобразиться. В едином порыве, забыв о былой вражде, под лозунгами конструктивного протеста сплотились правые и левые граждане от Удальцова до Тора, ведомые духовной элитой страны, к которой поспешили присоединиться гламурно-медийные деятели и дельцы от Парфёнова и Прохорова до Кудрина и Ксюши Собчак. Протест носил, несомненно, беспримерно героический характер (перефразировав слова бургомистра из фильма «Тот самый Мюнгхаузен», может, выходить два раза в месяц на разрешённые демонстрации, это и не совсем подвиг, но что-то героическое в этом есть!), но протекал сугубо в рамках, разрешённых режимом. Режим сначала было изумился и устрашился, но потом показал-таки свой звериный чекистский оскал и, опираясь на «тупое быдло» из провинции, натравленное на «лучших людей страны», как-то сумел устоять и переизбраться на новый срок. Бессовестные прислужники Чурова не побоялись даже бдительного и строгого коллективного ока тысяч наблюдателей, направленных на выборные участки гражданским обществом и пристально и укоризненно, но бессильно взиравших на творимые там безобразия. Однако протесты — то есть санкционированные митинги и монотонно-однообразные резолюции — продолжатся до тех пор, пока Путин не осознает окончательно свою нелегитимность и антинародность и не оставит Кремль лучшим людям России в качестве заслуженного трофея.

Если первый, официально-охранительный миф, бесконечно демонизирует протестное движение (приписывая ему кровожадность и деструктивность), то второй миф — оппозиционный — чрезвычайно возвеличивает его (приписывая ему величие и благородство, выдавая трусость, пассивность и благонамеренность за мудрость, и преувеличивая его масштабы и значение). Если в глазах охранителей оппозиционеры с Болотной выглядят едва ли не кучкой заговорщиков, шпионов и злодеев, то в глазах вождей протеста с ними если не вся Россия, то уж точно, всё что в ней есть хорошего, героического и светлого.

Анатомия протеста

Конечно, за десятками тысяч людей, вдруг ощутивших себя гражданами, не стоят западные спецслужбы. Но, думаю, и желание «честных выборов» - вовсе не основной движущий мотив протестующих. Ведь нечестными выборы были всегда — и ничего, всех это устраивало. Марши несогласных и акции «Стратегии-31» собирали лишь сотни участников, политика была не в моде. Куда важнее мотивация, стоящая за одним из лозунгов Болотной: «Я голосовал не за этих сволочей, я голосовал за других сволочей!» Нечестность выборов стала не более чем поводом к началу выступлений, а призыв «За честные выборы!» - не более чем первоначальным и недолговечным общим кличем, под которым соединились весьма разные силы. Среди истинных причин зимнего взрыва протестов: и откровенная наглость демонстративной рокировки нашего Тандема, и заразительность воодушевляющего примера арабских революций, и объединяющая роль Интернета, и желание плюнуть в лицо опостылевшему за двенадцать лет режиму, и опыт многочисленных локальных инициатив протеста последних лет (от «синих ведёрок» до движения в защиту Химкинского леса и борцов против ЕГЭ). Различные протестные группы вдруг обрели политическое измерение, соединились и вышли на улицу.

Собственно, всё, что дал этот протест — это ощущение, что «мы — против», «нас много», «мы — не вечные бессильные жертвы и жалкие маргиналы, но творцы истории», и «заниматься политической борьбой — весело и не бессмысленно». Это открытие ошеломило как самих демонстрантов, так и обитателей Кремля, и несколько изменило всю, казавшуюся раньше депрессивно-безнадёжной, атмосферу в обществе. В общественную жизнь пришли и взглянули друг на друга тысячи новых людей (без опыта общественой активности, без необходимого понимания — что делать, без готовности всерьёз рисковать чем-то, воспринимающих политику через призму неоправданных надежд и розовых иллюзий). Им казалось, что победа близка, что протесты — это такая игра, такой праздник: напишешь весёлый плакат, выйдешь на улицу ну два, ну три раза — и Россия преобразится. Они не видели, что борьба будет трудной и долгой, что власть не уйдёт без боя, что их вожди — продажны, робки и своекорыстны, и что Россия за пределами двух столиц молчит и оторопело смотрит на происходящее. В этих иллюзиях и неопытности был их энтузиазм, источник силы, но и источник слабости и неудач. Нанореволюция этих месяцев напомнила мне — в миниатюрных масштабах времени и пространства - Перестройку: с её преувеличенно-праздничными наивными ожиданиями, эйфорией и горькими разочарованиями, с её изначальной пёстрой эклектикой разноречивых борцов с диктатурой КПСС, осознающих, что «так жить нельзя», но не знающих — как жить надо, дифференцирующихся в процессе борьбы, с её манипуляциями, вождизмом и робостью. Правда, Путин — не Горбачёв, что обнаружилось очень скоро.

Основатель политологии Н.Макиавелли мудро отмечал, что для сохранения власти правителю и его режиму надо опираться на страх и любовь подданных и, напротив, презрение и ненависть по отношению к нему — залог краха режима. Это с огромной силой проявилось в декабре-марте, когда слово «нелигитимность» стало ключевым. И дело, конечно, не в юридической казуистике и даже не в арифметике настоящих или фальсифицированных голосов, до которой, по-моему оппозиции было почти так же мало дела, как и Кремлю. Выборы, голосование, наблюдение, подсчёты, фальсификации стали лишь поводом и средством для выражения чего-то более фундаментального. Ситуация поистине патовая: при том, что оппозиция была нерешительной, не очень многочисленной, робкой, пёстрой и слабой, готовой играть по правилам шулера-оппонента, оказалось, что пресловутая путинская «вертикаль» - тоже слаба, ничтожна, труслива, презираема и... смешна. Ещё вчера Дракон казался одним Почтенным Отцом Нации, а другим — Кровавым и Жутким Тираном. Одни трепетали перед ним, другие злобно перешёптывались в Интернете. Все, формально воющие против него Ланселоты, отбирались и утверждались самим же Драконом и играли в поддавки — за право оставаться на шутовском поле ристалища. И вдруг оказалось, что наш Удав Ка (как он сам себя неосторожно позиционировал) — и в самом деле лишь раздувшийся от безнаказанности «земляной червяк», бессильно взирающий на кучку не ряженых протестантов. У режима нет ни силы, ни авторитета; он — средоточие гниения, коррупции и разложения. Вся его мощь — обман и фикция и инерция общества. В Феврале 17-го и в Августе 91-го вдруг обнаруживалось, что у подобных жутких самовластных режимов почти нет искренних и бескорыстных сторонников. По адресу Путина в эти месяцы не насмехался только ленивый. То, что вчера было опасной крамолой и диссидентством, сегодня стало общей модой. Революционность из маргинальной стала гламурной. (Вспоминается светская дива, демонстративно винтящаяся 6 декабря на Триумфальной с радостным визгом: «Снимайте меня, я — Божена», и потом старательно и почти не фальшиво поющая «Вихри враждебные» в автозаке). Главным — и смертельным врагом Державы (и тех, кто её персонифицирует) — оказалась, как обычно, она сама. (А не Госдеп и не коварные «оранжевые»). Этот опыт моральной дискредитации Власти не исчезнет, как и глоток свободы, полученный обществом — вместе с крахом «снежной нанореволюции».

Системная и неразрешимая (хотя и не главная) проблема режима в России, ставшая спусковым механизмом и поводом ко всей заварухе — в его принципиальной шизофрении и двойственности. Самодержавная по сути Система (с вертикалью власти, культом стабильности, сакрализацией персонифицированного и незаменимого «государя-батюшки», патернализмом, монополизмом, конспирологией и комплексом осаждённой врагами крепости) сочетается причудливым образом с республиканско-демократической формой (скромные завоевания Февраля 17 и Августа 91, которых не может отнять никакая путинская реакция): необходимость периодических перевыборов, конкуренция политических сил и вождей. Совсем отказаться от этих парламентско-партийных побрякушек Система не может: неудобно перед «цивилизованным Западом». Однако здесь содержится системное противоречие, чреватое нестабильностью. Конечно, в последние годы имело место нарастание имитационности «суверенной демократии» а ля Русс: тотальная зачистка политического поля, фальсификация выборов, маргинализация протестов, точечные репрессии против внесистемной оппозиции, декоративность полномочий Думы и расширение (и без того монархических) полномочий и сроков власти Президента, нерегистрация «неправильных» партий, отмена выборов губернаторов, консолидация чиновников вокруг профсоюза допущенных к кормушке и кормилу, именуемого «Единой Россией». Однако проблемы накапливались, недовольство ситуацией в части общества росло, клапанов для выпускания пара — в виде партийной борьбы и выборов (как на Западе) не было. И вот, пожалуйста, результат! Выборы и борьба вокруг фальсификаций на них стали поводом для взрыва, лозунг «честных выборов» - внешним выражением глубокого возмущения многих людей тем, что творится в России. Не умея формулировать свой подлинный протест на своём языке, плохо осознавая свои мотивы и лишь желая сказать: «мы хотим перемен», протестующие полностью приняли официальный язык и дискурс Власти и заявили: «мы действуем в рамках закона, не хотим революций, но желаем честных выборов и будем наблюдать за их прозрачностью. То, что раньше было фикцией, теперь должно стать настоящим состязанием.» Власть сначала опешила от удивления, а затем приняла бой на своём поле и по своим правилам. Всё это обусловило специфические формы и масштабы нашей «нанореволюции», по сути своей выходящей за рамки избирательных игрищ, но по форме совпавшей с ними, зациклившейся на них и... ушедшей в них, как вода в песок.

Блеск и нищета протестного движения

Недолго музыка играла! Схлынули восторги первых недель борьбы, стало привычным ощущение, что, оказывается, «в России всё-таки есть общество», что «ходить на митинги прикольно», что «нас много», и мы «лучшие люди страны» (что охотно подтвердил и путинский идеолог Сурков). И оказалось, что протестная волна спадает, обнаруживает свои изъяны и недостатки. Назову лишь некоторые, главные.

Во-первых, масштабы протестов. Дело не только в том, что Путину удалось пригнать на свои «путинги» больше народа, чем оппозиции. Понятно, что административная система в стране ещё работает и исправно выдаёт на гора как миллионы липовых голосов на выборах, так и сотни тысяч лояльных демонстрантов. Важнее другое. Массовые акции протеста, в основном, затронули только Москву и Питер. Если Путин уже не может называть себя Вождём Всех Россиян, то и оппозиция не может говорить, что на её стороне всё общество. В действительности, в пяти-шести столичных митингах участвовало в целом не более полутора сотен тысяч человек (что, конечно, больше, чем было раньше, но далеко не дотягивает даже до полумиллионных митингов в Москве 1990-1991 годов). И дело, конечно, не в «отсталости» провинции, как утверждают многие вожди оппозиции. Просто неопытность и незрелость оппозиционеров, а также самодовольство, трусость, самовосхваление и бесплодие лидеров протестов (все эти речи о «мудром среднем классе» и фанфаронады о «скорой победе»), нежелание развивать наступательную тактику и формулировать волнующие большинство требования, привели к психологической и политической изоляции движения и обрекли его на скорый бесславный конец. Оказалось, что лозунг «честных выборов» не заставляет миллионы потенциальных недовольных присоединиться к протесту и подниматься на борьбу. (Кстати, нечто похожее было в России летом 1906 года и в январе 1918 года: в первом случае царь разогнал непокорную Первую Государственную Думу, во втором большевики разогнали Учредительное Собрание; и оба раза сторонники представительной демократии кадеты и эсеры ждали поголовного всенародного возмущения, но оказалось, что чисто политические «буржуазные» лозунги и защита парламентских «говорилен» - это не то, во имя чего народ готов восстать). Власти без труда удалось противопоставить друг другу столицы и провинцию, «средний класс» и «работяг», «партию Интернета» и «партию телевизора». Пусть в ход были пущены мифы и обман, но протестующие ничего не сделали, чтобы преодолеть это разделение. Эйфория «сытых» столиц не была понятна глубинке, а её настроения и потребности были далеки от столичных жителей.

Во-вторых. Что касается тактики движения, то она отличалась убожеством и пассивностью. Те, кто встал во главе протестов, сразу заявили, что будут стремиться согласовывать митинги с властями, что не хотят революции, будут конструктивны и желают лишь честных выборов. Это изначально означало игру в поддавки с путинским режимом, не позволив превратить протесты даже в тривиальную буржуазную революцию. Власть понимает лишь язык силы. Вожди оппозиции — все эти давно надоевшие Немцовы-Рыжковы-Яшины - начали привычный им торг с начальством, запугивая её призраком революции и стремясь «обналичить и капитализировать» протесты (и добились-таки чаепитий с Медведевым, допуска на телевидение и обещаний зарегистрировать их партии). Что такое настоящая борьба за свои права — показывают Греция, Франция, Испания, арабские страны — где люди не пару раз выходят на разрешённые безобидные митинги, а неделями и месяцами противостоят на улицах полиции, устраивают забастовки и акции прямого действия, созывают ассамблеи в кварталах, захватывают площади и объекты инфраструктуры, рискуют жизнью и здоровьем, не спрашивая разрешения государства на осуществление своих прав и своей власти. Нечего и говорить, как далеко до этого (как по масштабам, так и по степени радикализма) было нашим уличным оппозиционерам — робким, законопослушным и самодовольным, стремящимся перенести борьбу в кулуары Думы или на избирательные участки. Фарс «снежной революции», начавшись с спонтанных протестов 5-6 декабря на Чистых Прудах и Триумфальной (с прорывами полиции и сотнями задержаний, всколыхнувших наше сонное болото) и уже 10 декабря послушно уйдя с Площади Революции на Болотную (топонимика символична!), закончился даже не киевским майданом (которого власти так опасались, а многие оппозиционеры втайне желали, но так и не решились воплотить), а всего лишь... фонтаном на Пушкинской площади 5 марта. Фонтаном, в который забрались и в котором уместились вместе с Удальцовым все «буйные радикалы», вскоре извлечённые оттуда ОМОНом. Как писал по другому поводу наш бессмертный Михаил Евграфович Щедрин: «От него злодейств ждали, а он — чижика съел!» Что не говори, а «хомяк», ставший тотемическим символом «снежной революции» - всё же животное ленивое, пугливое, норное и мало способное к самопожертвованию. Энергия тысяч честных, но неопытных новичков в общественной борьбе, пришедших в протестное движение, была направлена вождями в русло безобидных митингов, прикольных, но никчёмных флэш-мобов и миссию «наблюдателей», честно наблюдающих за фарсом выборов нового государя между чекистом, клоуном и олигархом. Неопытность одних и нечистоплотность других спустила протест на тормозах: пар ушёл в свисток легализма и благонамеренности. Движение, изначально изолировавшее себя от проблем большинства общества, принявшее правила игры режима, отказавшееся от наступательных действий и генерирования новых форм и идей протеста, пошедшее по пути саморекламы, бахвальства и торга с Кремлём, не могло не кончить тем, чем оно кончило. «Декабристы» оказались декабристами лишь по самоназванию и не разбудили ни Герцена, ни «Народную Волю», поскольку изначально боялись будить кого-либо не меньше, чем Путин. На этом фоне даже Лимонов, имеющий основания считать себя обкраденным прародителем движения (ибо его основные лозунги и формы были высказаны лимоновцами ещё несколько лет назад) оказался в роли одинокого и непонятого «экстремиста», раз за разом «винтясь» на своих несанкционированных митингах всё с той же полусотней своих безбашенных поклонников.

В-третьих, заслуживает внимания организация движения протеста. Снизу — почти анархическое, сетевое, коалиционное (любой мог присоединиться), с элементами самоорганизации (как было и с «Белым Кольцом», и с движением наблюдателей, и с самопальными плакатами на акциях), наверху оно было монополизировано самозваными випами, вождями, квотами и куриями, представляя пародию на и без того пародийную Думу. Отчуждение ораторов и президиумов от массовых участников митингов (часто непочтительно засвистывающих говорящих с трибун) и тех, кто представлял движение, формулируя его лозунги в СМИ, торгуясь с властями, постоянно идя на гнилые уступки и компромиссы там, где этого нельзя было делать, отсекая от движения радикальные лозунги и группы — это отчуждение проявлялось во всём и было видно невооружённым глазом.

В-четвёртых, идейное лицо движения. Как я уже сказал, оно было пёстрым, эклектичным, узурпированным медийными персонами и давно дискредитированными политиканами, подменяющим реальные мотивы возмущения либо дискурсом легализма, либо сублимирующим их безудержным самохвальством, либо остервенелыми, но бессильными проклятиями в адрес лично В.В.П. Ни сколько-нибудь радикальные политические требования (на уровне критики системы, а не персонифицирующего её лидера), ни тем более социальные лозунги не были выдвинуты. В движении участвовали группы всех политических ориентаций: от монархистов и националистов до большевиков и анархистов. Впрочем, во всех этих течениях произошли соответствующие расколы: часть националистов выходила на Болотную, а часть шла на Поклонную (особенно, когда Путин сделал вице-премьером «ястреба» Рогозина и усилил шовинистическую риторику). То же было и с коммунистами: часть из них вместе с Кургиняном сражалась с «оранжевой чумой», часть с ней блокировалась, а часть (как вся «системная оппозиция» Зюгановых-Мироновых) стремилась дистанцироваться и от тех и от этих и под шумок что-нибудь ещё ухватить. Если большинство «системных» и «внесистемных» либералов от Рыжкова и Каспарова до Кудрина и Явлинского вышли на протестные демонстрации в составе пёстрых коалиций, то «пуританское» меньшинство либералов, ведомое неистовой Новодворской, брезгуя соседством левых и нацистов, митинговало сепаратно. И мы, анархисты, в большинстве своём участвовали в протестных митингах в Москве и Питере, общаясь с их рядовыми участниками, одновременно освистывая наиболее одиозных ораторов и фашистские колонны, дистанцируясь от многих лозунгов и пытаясь выйти из своего гетто к более широкой публике, распространяя свои листовки, газеты и донося до неё идеи самоуправления и радикализации протестов. (Хотя были и среди нас «пуритане», игнорирующие эти мероприятия). Среди наших лозунгов этих недель и месяцев: «Все политики — жулики и воры!», «Хватит кормить Кремль!», «Улица, а не парламент, - место для дискуссий», «Выборы честными не бывают», «Наше решение — самоуправление», «В колесе вашего государства я — не спица, а палка».

Однако надо признать, что повестку дня диктовали либералы и националисты. И если «уличным вождём» протестов стал Сергей Удальцов, то наиболее популярной и репрезентативной фигурой движения стал Алексей Навальный, стремящийся не только направить весь огонь народного негодования в адрес «партии жуликов и воров», но и синтезировать умеренный либерализм с умеренным национализмом. Вообще, наиболее важным политическим событием «снежной революции», по моему мнению, стало рождение респектабельной «национал-демократии» в России. При этом либералы решили (заткнув либеральные носы) пойти за поддержкой к националистам (ибо это модно и прибыльно, националистические настроения на подъёме), а националисты решили (убрав наиболее одиозные погромные расистско-ксенофобские лозунги) «цивилизоваться» и двинуться к демократам, справедливо полагая, что честные выборы принесут им места в большой политике.

Почему-то у нас часто думают, что националисты это — только фашисты или черносотенцы. Нет, национализм - детище Великой Французской Революции и других буржуазных революций, он вполне совместим с представительной демократией и вовсе не обязательно предполагает идентификацию себя и «чужих» по крови. Национализм — идеология буржуазного государства, и наши «снежные революционеры», вслед за Навальным и Миловым, утверждают, что их цель — на месте рухнувшего СССР создать «гражданскую нацию» на демократических принципах (к которым относятся и пресловутые «честные выборы»). К этой гражданской нации может присоединиться, независимо от своей этничности, любой, кто себя считает русским и принимает эти правила игры. Попытки (в которых участвовали и многие анархисты) изнутри движения расколоть «приличных» либералов и «неприличных» националистов изначально были обречены на неудачу и свидетельствовали о непонимании самой сути происходящего. Но соответствующая программа движения диктовала и его рамки, отсекая от себя все социально-революционные элементы и отталкивая миллионы жителей России, которым (и справедливо!) одинаково плевать и на «честные выборы», и на «гражданскую нацию», и которые не испытывают тёплых чувств не только к Путину-Медведеву, но и к его оппонентам: от Крылова и Тора до Прохорова и Навального.

Наблюдающая Россия

В какой-то момент мне показалось, что вся Россия, ранее просто пребывавшая в параличе и не ощущающая, какие насилия (не только электоральные) чинятся над нею всевозможными жуликами и ворами всех партий, теперь вышла из анабиоза и стала пристально наблюдать за происходящими злодеяниями. Прогресс, однако! Злодеяния от этого, правда, не прекратились. И всё же тысячи людей с энергией, достойной лучшего применения, начали наблюдать. Казначейша оппозиционных митингов журналистка Ольга Романова создала организацию «Русь Сидящая». Я, по итогам «снежной нанореволюции», предлагаю, во-первых, создать (помимо единой, справедливой, трудовой и проч. Россий) ещё и организацию «Наблюдающая Россия». Во-вторых, главным органом оппозиции сделать газету «Народный Наблюдатель» (если перевести на немецкий — получится «Фёлькишер Беобахтер» - так назывался главный орган нацистов, их гитлеровская «Правда»), что будет столь же пикантно, столь и соответственно нынешнему национал-демократическому синтезу. В-третьих, предложил бы новому-старому Президенту назвать одну из своих судьбоносных статей не «Россия сосредотачивается» (это название путинские референты украли у канцлера Горчакова, сказавшего это после поражения в Крымской войне), но «Россия наблюдает», что более соответствует действительности в данной ситуации. Однако «наблюдение», как форма борьбы за свободу и справедливость — не очень эффективна, в чём и предстояло убедиться всем 4 марта. «В борьбе обретёшь ты право своё!» - гласил партийный лозунг социалистов-революционееров. А в «наблюдении» можно обрести разве что понимание своего бесправия и несвободы.

От нанореволюции к нанореакции

В отличие от оппозиции, так красиво начавшей игру и сумевшей так бездарно её провести, двуглавый орёл нашего тандема сыграл свою партию успешно. Помимо фальсификаций на выборах, Путин отлично играл роль злого следователя: собирал путинги, пугал электорат кровавой бойней, призывал «умереть под Москвой», активизировал конспирологические и державные культурные коды у части населения, раздавал обещания и наводнил столицы ОМОНом, тогда как добрый следователь Медведев сулил политические реформы и пил чай с Рыжковым-Удальцовым. Наша непритязательная «оппозиция» получила своё от всей этой зимней бузы. «Системные» партии увеличили своё поголовье в Думе, «внесистемные» получили свой кусок пирога, пропуск в большую политику и допуск к священной особе государя.

Теперь все они успокоятся, будут произносить ритуальные положенные фразы и будут уютно и привычно годами бороться с «антинародным режимом». Тысячи людей, вышедших на Болотную, впадут в уныние и снова начнут говорить о том, что «надо валить» с Родины.

Светлое, хотя и недолгое будущее ждёт бронзового призёра нынешних выборов олигарха Прохорова. (За него — от большого ума — голосовали наши фрондёры, поскольку: а)он не Путин, б)он большого роста, в)он молодой и новый). Ему будет дозволено создать свою партию «прогресса в рамках законности» и даже через какое-то время занять высокий пост в правительстве, став вице-премьером или даже премьером — после Медведева. Он, подобно Гайдару (и Зурабову, Кудрину, Фурсенко) примет на себя ответственность за очередной блок «непопулярных реформ» (вроде окончательной коммерционализации образования и здравоохранения, увеличения пенсионного возраста и рабочей недели) и потом будет публично осуждён за них. Прохорова уберут, а «непопулярные реформы» оставят.

Усилятся заклинания властей о великой Державе и враждебной закулисе. Волна протестов спадёт. Нанореволюция по законам жанра сменится нанореакцией и имитацией закручивания гаек. Но ненадолго.

Стоя на Манеже 4 марта, Путин плакал. Отчего? От пережитого ужаса? От вновь свалившейся «легитимности»? От умиления, что эти сто тысяч на площади — за него (а не просто пришли из-под палки и послушать песни «Любэ»)? В целях пиара? (Президенты тоже плачут!). Но триумфального «возвращения Бэтмана» не выходит. Путин кричал, что его поддержало «подавляющее большинство». Но он уже — не Отец Нации, а его режим — смешон и противен многим. Из 60 процентов избирателей, пришедших на выборы, лишь 64 процента (это если не говорить о фальсификациях — а как о них не говорить и не думать?) проголосовали за В.В.П., то есть — треть от взрослого населения страны. А сколько из них голосовало по приказу, из-под палки? (Зэки, военные, бюджетники). Так что число, активно поддерживающих эту Систему, вполне сопоставимо с числом тех, кто активно против. Вопрос в другом: а что будет потом, за что и как бороться?

Путинская Россия — бесплодная, прогнившая, лицемерная, коррумпированная — уйдёт. Новая волна мирового экономического кризиса скоро накроет и нашу страну, предвыборные обещания не будут выполнены, тарифы на ЖКХ и проезд на транспорт будут дважды повышаться (в июле и в сентябре 2012 года), система образования и здравоохранения будут коллапсировать. И тогда, надеюсь, нас ждёт уже не нано- и не «оранжевая», а просто революция. Какой она будет, зависит от нас, от нашего умения мыслить, бороться, отстаивать своё человеческое достоинство. Посмотрим, на что мы тогда окажемся способны.

Павел Сентябрьский

Продолжение - «Новый поворот. Куда он нас зовёт?» (краткий майский postscriptum к мартовской статье)

Текст опубликован в последнем выпуске журнала "Автоном". В Москве "Автоном" можно приобрести в магазине "Фаланстер" (170 рублей), скоро он появится и в других точках (проверяйте в разделе "Места продажи"). Со списком корпунктов "Автонома" в регионах можно ознакомиться здесь. Также вы можете заказать журнал по почте, заказы направляйте по адресу avtonomjournal@gmail.com.

Авторские колонки

Востсибов

Мы привыкли считать, что анархия - это про коллективизм, общие действия, коммуны. При этом также важное место занимает личность, личные права и свободы. При таких противоречивых тенденциях важно определить совместимость этих явлений в будущем общества и их место в жизни социума. Исходя из...

2 недели назад
Востсибов

В статье, недавно перепечатанной avtonom.org с сайта группы "Прамень", автор формулирует проблему насилия и ксенофобии внутри анархического движения, и предлагает в качестве решения использовать, по аналогии, "кодекс поведения" как в крупных фирмах и корпорациях, или "коллективный договор", однако...

1 месяц назад

Свободные новости