Демонстрация против разделительной стены в палестинской деревне Бильин

Поговорив с Игалем Левиным, я решил посмотреть на анархистов в действии. Кроме того, хотелось и самому выразить моральную поддержку палестинцам. Я спросил Игаля:

– А можно поехать на демонстрацию против разделительной стены в палестинскую деревню?

– Да, – ответил он. – В эту пятницу в 9 утра. Ты поедешь на машине с Иланом Шалифом.

Илан Шалиф – 72-летний анархист, в конце 60-х – начале 70-х участвовал в леворадикальной группировке «Мацпен». За свои взгляды в 1968-м был изгнан из кибуца. Многие члены «Мацпен» в 70-е были арестованы по обвинению в подготовке покушения на тогдашнего министра обороны Моше Даяна и диверсионных акций на территории Израиля.

В назначенный час я прибыл на место встречи. Собралось человек пятнадцать. Люди были самого разного возраста – от 20 лет до 80. Мы разместились в трех машинах и поехали на Западный берег. Миновали блокпост. Товарищами в нашей машине была придумана легенда, что мы едем в поселение в гости к сестре, но все обошлось благополучно – документы никто не проверял. Наконец, прибыли в деревню Бильин. Демонстрация проходит еженедельно и начинается после пятничной молитвы. В ожидании, пока муэдзин закончит свое заунывное пение, все отправились есть фалафель. Для сравнения уровня жизни скажу, что в арабских кварталах Яффы на территории Израиля его цена может доходить до 16 шекелей, здесь же он стоил всего 4 шекеля. Мне есть не хотелось, так что я решил пройтись в сторону мечети. Пофотографировал мясника, огромным ножом ловко разделывавшего коровью тушу, висевшую прямо на улице. Мимо прошествовала группа человек в двадцать парней и девушек в арафатках. Европейские леваки, приехавшие поддержать палестинцев. У входа в мечеть познакомился с арабскими мальчишками. Чтобы по недоразумению не приняли меня за забредшего израильского поселенца, сходу объявил, что я русский.

– А, русиа, – обрадовались мальчишки.

Сфотографировал одного из них на фоне портрета самого Арафата. Город Рамаллах, долгое время бывший его резиденцией, находится неподалеку. В отличие от сектора Газа, где рулит Хамас, на Западном берегу позиции арафатовской партии ФАТХ до сих пор сильны. Тут зазвонил телефон.

– Ты куда пропал? – спросил Игаль. – Я уж думал, тебя линчевали, – пошутил он.

Молитва закончилась. Пора было выдвигаться на демонстрацию. Нас набралось несколько десятков – люди самого разного толка, от анархистов и других леваков до пропалестинских националистов. Мы с товарищами на той же машине подъехали ближе к стене. Дальше пошли пешком. Палестинцы развернули палестинские флаги, анархисты – анархистские. Седобородый мужчина в джинсовом костюме начал скандировать речевки.

– One, two, three, four, – кричал он.

– Occupation no more! – вторили ему остальные.

– Five, six, seven, eight.

– Israel is fascist state!

Так подошли к стене. Налево она тянулась далеко вниз по сплошь усеянной камнями пустынной земле, чем-то напоминая Великую китайскую стену, ограждавшую страну от набегов кочевников. Странное зрелище в современное время. Прямо и правее за ней виднелось израильское поселение. Из-за стены маячили каски военных, постоянно переговаривающихся с кем-то по рациям. Еще правее на холме окопался бронетранспортер. Палестинцы предложили пройти дальше, на полоску земли между ограждением из колючей проволоки и стеной. Некоторые из демонстрантов чуть помялись в нерешительности, но все же пошли за ними. Кто-то так и остался стоять чуть в стороне. Полноватый палестинец среднего возраста и двое мальчишек начали подбирать с земли камни и неторопливо швырять их в каски солдат. Если раздавался характерный щелчок, это значило – камень попал в цель. Солдаты терпеливо сносили удары и не отвечали.

– Сейчас в Израиле Джон Керри, так что у них приказ не применять насилие, – пояснил мне кто-то из анархистов.

«Значит, угара не будет», – подумал я даже с некоторым разочарованием. Как правило, израильтяне применяют обычный слезоточивый газ, но могут выпустить и газ «вонючку», неприятный запах которого вызывает рвоту. Одежду от него не отмыть, приходится выбрасывать. Стреляют еще резиновыми пулями. Ранения и увечья бывают, если граната с газом угодит в голову или пуля в глаз. Несколько лет назад один из приехавших с нами пожилых активистов, Исраэль Путерман, был ранен в ногу и попал в больницу. По его словам, пули на самом деле стальные, просто покрыты резиновой оболочкой. Смертей немного – я слышал всего о двух палестинцах, погибших в районе этой деревне, и еще об одном активисте, застреленном по ошибке самими палестинцами. Они приняли его за обычного израильтянина.

Один из палестинцев подсадил на плечи другого, и тот попытался перелезть через стену. У него это не вышло, но тут терпение солдат лопнуло. Раздались хлопки, и я увидел перед собой первое облачко дыма. Откуда-то из-за наших спин появились крепкие парни с пращами. Этот вид оружия мне особенно понравился. Парни вращали ими, как мастера боевых искусств железными цепями в фильмах про кунг-фу. Праща раскручивается над головой, и оттуда со свистом вылетает камень. Мощно запущенные камни долетали уже не только до солдат, но и до израильских поселенцев, собравшихся на пригорке с той стороны посмотреть на зрелищную демонстрацию. Хлопки от гранат раздавались тут и там – израильтяне отвечали плотным газовым огнем. Поначалу газ не показался мне слишком едким. Я уже был знаком с ним по столкновениям в Париже. Товарищи уверяли меня, что действие здесь не будет таким сильным, как в закрытом городском пространстве. Но не тут-то было. Я перестал видеть, из глаз потоком струились слезы, легкие пылали. Девушка рядом зашлась в кашле, ее рвало. Кто-то закричал:

– Армейские джипы!

Все бросились отступать. Зажав глаза рукавом толстовки, я вслепую пустился наутек вслед за остальными. Мы укрылись за одним из микроавтобусов, на котором приехали демонстранты. Понемногу вернулось зрение. Перед стеной струились клубы дыма. По камням шныряли джипы в погоне за мальчишками. Я пошарил по карманам и обнаружил, что пропал телефон.

– Телефон потерял, – сказал я. – Надо вернуться.

Лица некоторых из товарищей вытянулись. Явно не все горели желанием вернуться под газ.

– Люди здесь жизни теряют, а ты – телефон! – с укоризной сказал Игаль.

– Там у меня все контакты, – жалобно протянул я.

Со мной пошли двое – Алексей и Игаль. Игаль звонил на мой номер, а мы с Алексеем высматривали телефон в траве и камнях. Наконец, я услышал знакомую мелодию, раздававшуюся метрах в десяти от дороги. Телефон счастливо найден, можно было спокойно возвращаться в деревню. По пути я спросил у товарищей, в чем, на их взгляд, смысл еженедельной демонстрации. Ведь никакого развития она не имеет.

– Смысл просто в моральной поддержке, – сказал Игаль. – Показать палестинцам, что не все израильтяне такие плохие.

– Это чем-то напоминает российскую Стратегию 31, – добавил Алексей.

Ребята сказали, что если повезет, один из старейшин деревни Ваджид – тот самый седобородый заводила в джинсовом костюме – пригласит нас в дом. Это выглядело наградой за тяжелый трудовой день. Нам повезло – мы попали в дом Ваджида. Он и женщины в традиционных мусульманских платках выносили на стол чай, большие арабские питы, хумус, оливки, соусы и приправы. Вокруг жарило солнце, мы обедали в тени под навесом. Ничто не напоминало о годах противостояния и войн. Я смотрел на эту благостную интернационалистскую картину – израильтяне в гостях у палестинцев – и думал: «Есть ли шанс, что будущее на этой земле станет именно таким?»

Ильяс Фалькаев

Текст опубликован в журнале "Автоном" №36. Ищите его в московских и питерских книжных магазинах!