Короткая история двух свободных японцев

В начале прошлого века анархизм в преимущественно сельскохозяйственной Японии представлял причудливую смесь революционных идей, аграрных движений и утопических мечтаний о свободе личности. Мы публикуем статью современного японского анархиста о двух ярких представителях этого направления, литераторах и переводчиках, один из которых был идейным анархистом, а второго бы сейчас охарактеризовали как вольнодумца-панка. Оба они в поисках свободы были вынуждены покинуть свою страну и умереть в забвении.

В начале 20-го века в префектуре Акита, которая зимой кругом залита снегом, имеет самое высокое количество самоубийств и самый высокий уровень потребления алкоголя на душу населения и этим чем-то похожа на Россию, жили-были два молодых японца, Сонодзи Сиина и Кинтаро Хории. Но эта история практически не имеет отношения к России, кроме маленького рассказа об их далеком отношении к Толстому. Один из героев, Сонодзи Сиина, был журналистом, анархистом и франко-японским переводчиком; другой, Кинтаро Хории, был крестьянским активистом, поэтом, англо-японским переводчиком. Кроме того, Хории был неудачником и алкоголиком. В Японии почти никто не знает про Сиина и Хории, которые ушли из жизни незаметно в чужих странах, но они никому не подчинялись и жили свободно, сохраняя свою внутреннюю свободу, утраченную большинством японцев после индустриализации и быстрого материального роста в стране. Кроме того, они были одними из немногих японцев, которые имели тесные связи с тремя самыми известными японскими анархистами - Сюсуй Котоку, Сакаэ Оосуги и Сансиро Исикава. Сиина долго работал и жил в семье анархистов Реклю – родственников Элизе Реклю.

Сиина, потомок провинциального самурая, родился в 1887 году в Какунодатэ, маленьком городе с самурайским замком и старыми самурайскими домами. Он был очень высоким и крепким, своей внешностью походя на представителя народа айнов, которые раньше жили в этом регионе, но ассимилировались японцами. Хории, сын трудолюбивого богатого крестьянина-собственника, владевшего большим участком земли для выращивания риса, родился в 1887 году в деревне Ниида, которая сейчас входит в состав города Акита. В этом регионе основное население занималось выращиванием риса на равнинах, находящихся между горами и Японским морем. Опыт жизни Сиина и Хории в северной японской провинции способствовал появлению их интереса к крестьянскому движению и затем социализму и анархизму. Это пример того, как анархизм и левое движение в Японии слились с крестьянским движением в стране, где большинство угнетенных жителей были фермерами.

Портрет Хории Рёхо (Кинтаро) в книге “Рубайят”, переведенной Хории. Справа его стих, опубликованный в конце текста.

Сиина и Хории впервые встретились в средней школе в городе Акита и быстро подружились. Хории учился плохо потому, что пропускал все занятия кроме английского языка, а вместо занятий он часто проводил время в библиотеке, погружаясь в чтение. Он читал японские и иностранные произведении, в том числе Карлейля, Достоевского и Толстого. Но он доказал, что талантлив, и удивил учителей и одноклассников, когда прошел трудный экзамен и сразу поступил в престижный университет Токио Икко (нынешний Токийский Университет). Он даже оказался единственным студентом, который в том году прошел этот экзамен с первой попытки и поступил в Токио Икко.

Сиина учился средне, а его бурный характер был известен в школе. Один раз он остался на второй год, а уже после того, как Хории поступил в университет и переехал в Токио, Сиина устроил большой скандал. Вдвоем с другом он затеял драку на улице с двумя учителями, которые часто придирались к Сиина и его друзьям. Сиина с другом избили их и толкнули в грязный пруд. Впоследствии пять студентов, в том числе Сиина, отчислили из школы. После чего Сиина с другими студентами устроил демонстрацию, и Хории, который тогда жил в Токио, приехал в Акиту, чтобы поддержать Сиина и друзей. Он организовал встречу с директором школы и даже писал письмо губернатору, прося отменить решение школы. В конце концов, директор школы ушел в отставку, а двое учителей, которые дрались с Сиина и его другом, уволились из школы. Из-за демонстрации две трети учеников перешли в другие школы или переехали в Токио. Сиина тоже переехал в Токио и затем поступил в Университет Васэда с помощью Хории, который притворился Сиина и сдал экзамен вместо него.

После поступления в институт Хории активно ходил на лекции профессоров, но через какое-то время он потерял интерес к учебе и начал пропускать занятия. Вместо учебы он начал посещать Рока Токутоми, японского писателя, который испытал влияние Толстого, даже однажды встретился с ним в Ясной Поляне после русско-японской войны и поссорился с ним, когда Толстой плохо отозвался о Того Хэйхатиро, адмирале японского военно-морского флота. Токутоми был также близок к Сюсуй Котоку, самому известному японскому анархисту, и неуспешно защищал Котоку, когда его казнили из-за ложного обвинения в покушении на императора в 1911 году. После знакомства с Токутоми Хории погрузился в чтение Толстого, Тургенева, Эмерсона, Уитмена и Торо. В итоге Хории, у которого была тенденция заниматься только одной дисциплиной и бросать все остальные, совсем потерял интерес к лекциям в университете. Однажды Хории, избегая обязательного военного образования, спрятался у Токутоми. Из-за этого возникли большие проблемы, и он решил добровольно отчислиться из института. Тогда он сказал друзьям: «Я бросил учебу потому, что профессора говорят нелепые вещи».

В то время в Японии была обязательная военная служба, и Хории, как и всем, пришлось служить после отчисления из института. Но Хории, который был пацифистом, старался лениться как можно больше, притворяясь больным и проводя время в медицинском пункте. Потом он работал на родине, несколько раз поменяв место работы и продолжая читать Торо и Уитмена.

Сиина поначалу тоже активно ходил на лекции в Университете Васэда, но, как и Хории, разочаровался через какое-то время. Тогда его знакомый профессор посоветовал ему учиться в Америке. И Сиина, который одновременно искал способ избавиться от военной службы, решил перебраться в Америку. Он был первым человеком из его родного города, который уехал в Америку. Он приехал в Миссури и поступил в Миссурийский университет в маленьком городе Колумбия примерно в 1908-м году. Он учился на журналиста, но снова разочаровался в учебе и в основном проводил время за чтением, в том числе Торо, и общаясь с профессором Тейлором, который жил в лесу как Торо.

В 1911 году Хории тоже решил переехать в Миссури, где учился Сиина, поступил на сельскохозяйственный факультет в Миссурийском Университете и жил вместе с Сиина. Но, как и прежде, Хории через какое-то время разочаровался в учебе и чаще проводил время с Сиина и профессором Тейлором, который был похож на Торо. Тогда Сиина и Хории жили в нищете и сталкивались с расизмом – Сиина написал статью о расизме в университетскую газету. Когда они жили вместе в Миссури, они съездили на озеро Уолден неподалеку от Конкорда в штате Массачусетс, где Торо жил и писал книги. Им совсем надоела учеба и оба не доучились. Потом они разошлись в разные стороны Америки.

После университета Хории работал на ферме в Калифорнии. Он вернулся на родину в 1915 году, даже не сообщив об этом Сиине, и женился на местной девушке. А Сиина устроился на работу в газету в городе Сент Луис в штате Миссури. Но он быстро разочаровался в работе и находился в отчаянии. Потом купил старых лошадей и попробовал заниматься сельским хозяйством – но ничего не получилось. Затем переехал в Нью-Йорк, чтобы искать новую работу. Когда он находился в Нью-Йорке, он прочитал статью про деревни во Франции, и вдруг ему захотелось поехать во Францию, чтобы узнать жизнь крестьян этой страны. Тогда, вопреки его ожиданиям, он получил зарплату от бывшего работодателя и в 1914 году решил поехать во Францию.

После того, как Сиина приехал в Париж в мае 1914-го года, он долго безуспешно искал работу. Он написал Эдварду Карпентеру, английскому поэту и социалисту, прося у него помощи, хотя не ожидал ответа. Но через несколько дней к нему пришло письмо от Карпентера, в котором тот сообщал, что его друг придет к Сиина. На следующий день перед Сиина появился пожилой бородатый мужик в сапогах с мешком. Это был Поль Реклю, племянник Элизе Реклю, известного французского географа и анархиста. Поль тоже оказался анархистом и занимался географией. Он пригласил Сиина на свою дачу в маленьком селении Домм в Кордоне. Сиина начал ухаживать за пожилой женой Реклю и работать на ферме в соседней деревне. С тех пор Сиина, испытав влияние семьи Реклю, называл себя анархистом. Он имел тесные отношения с семьями Реклю до конца своей жизни. Когда Сиина жил у Реклю, он познакомился с главным японским анархистом Сансиро Исикава. Исикава работал вместе с Сюсуй Котоку и ему пришлось уехать из Японии после того, как Котоку казнили в 1911 году. Исикава близко подружился с семьей Реклю, долго жил у них, как и Сиина, писал книги о социализме и об Элизе Реклю. Он был одним из виднейших японских анархистов после смерти Сакаэ Оосуги в 1923 году и активно участвовал в анархистской деятельности до 50-х годов.

Фотография Сиина Сонодзи с его семьей.

Потом с помощью Реклю Сиина устроился работать на ферму на юге Франции. Однажды, общаясь с женой хозяина фермы, он сказал ей, что уважает Ромена Роллана и его работы. Оказалось, что она не только испытала влияние Ромена Роллана, но и сама была с ним знакома. После чего она дала Сиина ключ к огромному книжному складу, и он много читал в свободное время. Затем Сиина даже сумел через нее познакомиться с Роменом Ролланом. Роллан писал о нем коротко: «Меня привлекает один японец. Он образованный, вежливый и чистый. Похоже, что он достаточно богатый, так как он приобрел научные книги за 50 франков из Тулузы и получает деньги от семьи. Но он не работает (на ферме) как новичок. Он целый день стучит киркой и лопатой, а вечером он долго пишет». А жена хозяина фермы однажды сказала, что Сиина живет как Толстой. Потом Сиина женился на местной француженке и жил бедно в Париже и у Реклю. А во время Первой мировой войны он устроился на работу на завод боеприпасов в Париже. Когда бомбили Париж, Сиина с женой и новорожденной дочерью часто убегали в холодное бомбоубежище, и им приходилось подолгу прятаться в нем. Из-за этого дочка заболела и ушла из жизни. После войны у Сиина возникло желание возвратиться на родину, но он долго не мог найти деньги на возвращение.

После женитьбы Хории короткое время жил с женой в Токио и опубликовал сборник стихов, «Дух Земли», под псевдонимом Рёхо Хори. Он переехал обратно в Акиту, чтобы открыть ферму и развивать сельское хозяйство в этом регионе. У него были хорошие идеи – открыть фруктовую и молочную фермы, которыми мало японцев занималось в то время. Но он очень плохо реализовал свои идеи. Он открыл фермы на равнине вдоль реки Омоно, которая затапливалась каждый год. Все его друзья и знакомые пытались отговорить его заниматься сельским хозяйством в таком месте. Но, как всегда, он никого не слушал и занимался тем, чем хотел. Он построил маленький двухкомнатный домик в лесу как Торо, повесил портрет Уитмена на стене и начал новую жизнь с женой и детьми. Плюс он часто пьянствовал. Хории был против образовательных систем в Японии и вообще против школ – поэтому он некоторое время не пускал своих детей в школу. Он ничему не учил детей, и вместо него его жена занималась домашним обучением до того, как он сдался и согласился пустить детей в школу. А с бизнесом у него ничего не вышло – как и полагалось, каждый год фермы затапливались и он жил с семьей в нищете. Но в итоге он жил счастливо. Осталась такая записка:

«Нам показалось, что у нас будет много урожая в этом году. Жена радовалась и весело работала. А после начала дождливого сезона у нас каждый день шел дождь, участок затопило и теперь ничего не осталось. Сочные персики в мешках уже сгнили. Делать нечего. Я каждый день разглядывал воду на земле и ворочался на полу, под которым осталось много воды. Как можно выразить мое ощущение в это время. Я не мог избежать отчаяния и негодования… Не могу отрицать, что я настоящий сумасшедший. Но когда я думал, что я сумасшедший, я как-то успокоился. На самом деле, я продолжаю заниматься сельским хозяйством на этой земле, несмотря на то, что затапливает каждый год, не потому, что я хочу успешно заниматься этим, а потому, что здешняя природа уже захватила меня до костей… Я вижу такой свежий цвет на границе между краями гор Тайхейзан и небом, когда начинает белеть восток, и ради этого все затевалось. И я гуляю по чисто выкошенной набережной – на другой стороне реки разноцветный лес – в утреннем тумане, который тихо и потихоньку спускается сверху с великой реки. И тогда я прямо-таки ощущаю, что мы можем жить без еды на самом деле».

Судьбы Хории и Сиина снова пересеклись ненадолго в Японии.

Пока Хории безуспешно занимался сельским хозяйством, Сиина наконец-то сумел найти деньги на паром в Японию и приехал на родину вместе со своей французской женой и сыном в 1922 году. Уже больше 10 лет прошло после его последнего визита на родину. Они приехали на ферму Хории, построили домик, жили несколько месяцев недалеко от Хории и вместе работали на его ферме. Но почти все местные жители первый раз видели европейцев и издевались над его женой и сыном, и даже милиция следила за ними. Сиина попробовал заниматься сельским хозяйством с Хории – но ничего не получилось, и он с семьей уехал в Токио, где преподавал французский язык в университете Васэда и переводил произведения Бальзака. Он продолжал близко общаться с другими анархистами, в том числе Сакаэ Оосуги, который переводил работы Кропоткина, выпускал различные анархистские и социалистические газеты, активно выступал на международных конференциях анархистов и был одним из самых известных японских анархистов, и Сансиро Исикава, с которым Сиина проводил время вместе во Франции у семьи Реклю.

Когда Сиина жил в Токио, он активно занимался анархистской деятельностью: читал лекции про Прудона интересующимся студентам пару раз в неделю и написал несколько статей, в том числе «Пионер анархизма», «Крестьянская война» и «Коммуна Брукфарм», для анархистского журнала, издававшегося молодыми анархистами, товарищами Сансиро Исикава. До конца жизни Сиина поддерживал идеи Кропоткина, Реклю и Прудона.

Однако давление на политическую оппозицию в Японии усилилось и жандармы следили за ними. После Великого землетрясения в 1923 году жандармы арестовали Сиина и Исикава. В тюрьме они узнали, что жандармы убили Оосуги вместе с его женой и племянником. А Сиина и Исикава в итоге отпустили. После зверского убийства Оосуги Сиина унаследовал литературную работу Оосуги и перевел второй, третий и четвертый тома «Жизни насекомых», написанные французским энтомологом Жаном Анри Фабром. Фабр и его работы про насекомых приобрели известность в Японии и до сих пор включены в школьные программы, возможно благодаря Оосуги, Сиина и их друзьям.

Жизнь Сиина стала еще сложнее – власти продолжали следить за ним и усилили давление на анархистов. А жена и сын Сиина уже уехали во Францию. В конце концов, Сиина решил вернуться во Францию. В 1927 году Сиина снова отправился во Францию из порта Кобе. Его провожали только двое – Хории и живописец Юзо Саэки. Сиина специально поехал в Кобе незаметно, чтобы избежать жандармов – и отправился в изгнание.

Во Францию Сиина встретил жену и сына и устроился на работу в японскую компанию, которая занималась экспортом техники в Японию. Но в один прекрасный день Сиина заявил, что решил уволиться по собственному желанию потому, что больше не хочет работать в компании, которая отправляет оружие в Японию. Таким образом, он поступил по совести как пацифист, но при этом очень долго страдал от нехватки денег – вернее, всегда до своей смерти.

В отличие от Сиина, который позиционировал себя как анархист, эта политическая идея не так сильно привлекала Хории – например, когда-то Хории купил книгу Кропоткина у Сансиро Исикава, анархиста и друга Сиина и Хории. А через несколько дней он встретил Исикава и сказал, «Я дочитал книгу. Спасибо! Дай мне обратно деньги»… Исикава был в шоке, но вернул ему деньги. Как всегда у Хории не было средств, и он еле-еле зарабатывал на хлеб, хотя тратил деньги на книги и пьянство. Но он также занимался творчеством. Когда его духовный учитель Рока Токутоми, который встречался с Толстым, ушел из жизни, он участвовал в издании всех работ Токутоми. Он еще переводил стихи Уитмена и издал сборник стихов Уитмена в своем переводе в 1931 году.

В 1932 году ему предложили работать на ферме в Сеуле в Корее, которая была под контролем японской империи, и он вместе с семьей переехал в Корею. После переезда в Корею его жизнь стала тяжелее. Как всегда он ленился и мало работал на ферме, читая книги в доме. А вместо него работала его жена, которая одновременно воспитывала пятерых детей. Из-за тяжелой работы она заболела, но Хории не отправлял её в больницу, говоря, что в больницах дают только вредную химию. А когда её состояние ухудшилось, Хории наконец-то согласился отправить её в больницу, где она выздоровела.

Тогда жизнь в Корее была тяжелая – много санитарных проблем и климат более суровый по сравнению с Японией. Двое их детей умерли в 1934 году, а его жена в 1935 году. После смерти двоих детей и жены Хории сильно горевал. Вдобавок ему пришлось воспитывать троих детей и еще зарабатывать. Но ему протянули руку помощи его друзья, а самую младшую дочку отдали на усыновление в Японию. Чтобы зарабатывать, он устроился на работу в библиотеку, но через год как всегда бросил работу. Хории был настоящим свободным человеком – просто он был не способен никому подчиняться. Но зато страдали члены его семьи.

После увольнения из библиотеки он начал переводить Рубайат с английского перевода и издал 100 экземпляров в 1938 году. Сигенари Абе, тогдашний ректор Императорского Университета в Сеуле и главный либерал в Японии, писал, что ему трудно оценивать перевод Хории, так как похоже, что он не очень стремился к точному переводу, но как цельное литературное произведение получилось очень хорошо.

В начале книги Рубайат Хории даже добавил свои стихи:

Плавающий лепесток цветка на текущей воде
Пускает поток времени с крошек стихов

А после своих стихов почему-то еще добавил стих древнего китайского поэта Тао Юаньмина, и лишь после этого наконец-то начинался Рубайат. Он использовал некоторые переводы других переводчиков, но не дал никаких пояснений. И почему-то после стихов из Рубайата он еще добавил стих Акеми Тативана. Так заканчивался его Рубайат. Однако он использовал качественную японскую бумагу, и у него получилась очень красивая книга.

После издания книги Хории говорил, что в этот раз так хорошо получилось, что, кажется, уже его жизнь приближается к концу. Как и предугадал, он заболел раком и лежал дома. Когда смерть приблизилась, ему принесли пиво и, несмотря на то, что он долго лежал, он сразу встал и со счастливым видом выпил большую бутылку пива. И через три дня ушел из жизни, 12-го сентября 1938 года.

Тем времени Сиина продолжал жить во Франции. Он поддерживал связи с семьей Реклю, особенно с Жаком Реклю, китаистом и внуком Эли Реклю, и тесно общался с некоторыми японскими художниками, но по большому счету он был незаметен среди французов и японцев, живших во Франции. Он жил бедно, работал секретарем в ассоциации японских экспертов в Париже. Из Франции он отправлял статьи в анархистский журнал «Динамик», издававшийся Сансиро Исикава, и писал про разных французских активистов, в том числе Жана Грава, с которым Сиина подружился. Он также продолжал переводить литературные произведения, советуясь со своим знакомым, известным французским коммунистом Анри Барбюсом. Тогда Сиина испытывал влияние французского философа и литературного критика Алена (Эмиль Огюст Шартье) – Сиина написал 4000 страниц книги про французский социальный активизм, жизнь французских крестьян и свою жизнь во Франции в 30-х годах, но после этого сжег всю рукопись, говоря, что его работа будет просто лишней после работы Алена.

Сиина продемонстрировал свой сильный характер и необычную смелость во время Второй мировой войны, когда он работал в офисе японского морского военного флота в Виши. Тогда Франция была под оккупацией Германии. Сиина поддержал французское движение сопротивления и тайно дал французам доступ к телефону, чтобы они созванивались со своими товарищами. После освобождения Франции все японские чиновники убежали, а Сиина остался один с женой в посольстве и его поймали и отправили в лагерь военнопленных. Но главный французский противник нацизма и известный физик Поль Ланжевен защитил Сиина, настаивая, что Сиина поддержал движение сопротивления в отличие от других, и его отпустили на свободу.

После войны Сиина жил одиноко в подвале Парижа – его жена и сын жили отдельно от него, хотя они периодически встречались. В углу этого подвала, "Медвежьей Берлоги", которая якобы раньше была частью конюшни Людовика XIV, Сиина занимался ручным изготовлением книг тихо и одиноко. Иногда его посещали любопытные французы и японцы, в том числе известный философ и литературовед Аримаса Мори и живописец Гёдзи Номияма.

В 1957 году он уехал в Японию первый раз за последние 30 лет, поселился в Токио и однажды посетил свой родной город Какунодатэ, который для него был уже похож на иностранный город. После возвращение на родину он снова разочаровался в Японии, где большинство жителей стало стремиться в первую очередь к материальным достижениям. Люди старались избегать любых конфликтов и рисков, стали слишком прагматичными и законопослушными для Сиины, и он решил вернуться во Францию ради свободы.

Когда Сиина был в Японии, он писал статьи для журналов и еще завершил свою последнюю работу как переводчик – он перевел произведение французского журналиста и писателя Жан-Поль Лакруа, который был неизвестным за пределами Франции. Книга называлась "Как не стать успешным", в ней изложены разные "советы и секреты" того, чтобы не стать успешным человеком. Как ни странно, после смерти Сиины эту книгу переиздавали пару раз и она стала самой читаемой и "успешной" работой Сиины.

В 1961 году он навсегда уехал из Японии и возвратился с молодой внучкой своего брата во Францию, встретив свою жену, сына и внуков. Он снова страдал от нехватки денег и жил с внучкой на даче Реклю в маленькой деревне в Иль-де-Франс. А потом он заболел и, зная, что скоро умрет, добровольно переселился жить в больницу в Париже. Он не хотел никому доставлять неудобство своей болезнью. Сиина ушел из жизни на улице Rue Saint-Jacques 27 в Париже 13 апреля 1962 года. Ему было 75 лет.

Так завершается история двух аутсайдеров-японцев. Сиина часто вспоминали как сильного и зубастого человека и моралиста, а Хории вспоминали как пьяницу-бездельника, но "интересного" и "духовного" человека. Оба с презрением относились к общей тенденции стремиться к материальным благам. После 1928-го года Сиина и Хории никогда не встречались, но они прожили свои собственные жизни, как они хотели, в чужих странах. У Хории была странная привычка часто писать то, что приходило ему в голову, на стенах и дверях дома. И он оставил такую записку, похожую на жизнь Хории и Сиина:

Он жил скромно, ел, голодал
Говорил тихо и мирно, нашел покой в бездействии
Сопротивлялся богатству, честолюбию и похоти
Больше всего защищал свободу воли
Он сделал так, чтобы уйти из мира в свое отшельничество
Не для того, чтобы плавать по течению массы людей

Касезин

Материал был подготовлен для грядущего 37 номера журнала "Автоном"