Интерсекциональный феминизм и социализм

Это первая часть серии ”Интерсекциональный феминизм и антикапитализм”, вторая часть , третья часть

У слова «intersectionality» нет очевидного эквивалента на русском языке. Его так и переводят — «интерсекциональность». Это слово намекает на пересечения. Оно означает пересечение различных форм угнетения, например, расизма и сексизма. При этом важно, что совокупность угнетения не всегда равна его сумме. То есть люди при «пересечении угнетений» могут сталкиваться с такими проблемами, с которыми не сталкиваются, например, при расизме и сексизме по отдельности.

Корни интерсекциональности — в феминизме. Если говорить об интерсекционализме как об отдельной от феминизма идее, то её цель — подчеркивать более широкий подход к угнетению. В этом тексте термины «интерсекциональность» и «интерсекциональный феминизм» используются как синонимы.

История понятия

Когда Кимберли Уильямс Креншоу (англ. Kimberlé Williams Crenshaw) описал понятие интерсекциональности в конце 80-х годов, это было уже четвертое обновление одной и той же идеи.

Пятнадцатью годами ранее в «Коллективе Реки Комбахе» (англ. Combahee River collective) чернокожие лесбо-феминистки использовали понятие «simultaneous oppressions»¹. На русский его примерно можно перевести как «одновременные угнетения». Отсюда понятие simultaneity (одновременность). Термин показывает, как различные формы угнетения действуют одновременно.

Тройная эксплуатация

Еще за 40 лет до этого, в 1930-х годах, чернокожая активистка американской компартии Луиза Томпсон Патерсон (англ. Louise Thompson Patterson) сформулировала понятие «тройной эксплуатации» (англ. triple exploitation). С помощью него она описывала одновременный расизм, сексизм и классовую дискриминацию². В это понятие не входила дискриминация сексуальных меньшинств. Хотя среди известных чернокожих коммунистов тех времен были не только гетеросексуальные люди. Например, Клод МакКей (англ. Claude McKay) и Беярд Рустин (англ. Bayard Rustin).

Тройное угнетение

Если обратиться еще дальше к прошлому, то мы увидим, что до понятия тройной эксплуатации существовало понятие «тройного угнетения» (англ. triple oppression), которое использовали многие феминистки. В 1860-х годах Жули-Виктория Добие (англ. Julie-Victorie Daubié) перечисляла среди форм угнетения законодательное, вызванное обычаями и институциями³.

Для организации анархисток «Мухерес Либрес» (с исп. свободные женщины), которая действовала в 1930-х годах во времени Испанской революции, тройное угнетение состояло из невежества, угнетения женщин и угнетения рабочих⁴. Возможно, чернокожие активистки компартии США 30-х годов заимствовали понятие тройной эксплуатации от более ранних феминисток, но именно они первыми дали ему определение, близкое к интерсекциональности.

Анархистки, социалистки, феминистки

Социалисты выступали против различных форм угнетения еще до того, как на рубеже 1890-х годов термин феминизм стал использоваться для обозначения общественных движений. Маркс и Энгельс были антиколониалистами. Так, они поддерживали восстание 1857 года в Индии, несмотря на то, что в нем не было ничего «пролетарского».

Многие из социалистов были анархистами и считали, что анархизм в равной степени выступает против различных форм угнетения — например, Эмма Гольдман, Александр Беркман, Оскар Уайльд и Мадлен Пелетье (Madeleine Pelletier). Но отношения между анархистами, социалистами и феминистками были сложными.

Многие были убеждены, что невозможно улучшить положение женщин без антикапиталистического восстания. Они выступали резко против феминизма своего времени. Примерами подобных социалисток были Клара Цеткин и Александра Коллонтай. По этим же причинам Эмма Гольдман и «Мухерес Либрес» дистанцировались от феминисток своего времени.

Среди известных анархических деятельниц исключениями были Мадлен Пелетье⁵, и еще Вирджиния Болтен, которая действовала в Аргентине и Уругвае⁶.

Положение женщин резко улучшилось благодаря революциям, и поэтому позиция женщин-социалисток, которые выступали против феминизма, получила определенное обоснование. После Октябрьской революции Александра Коллонтай стала первой женщиной-министром, а позже — первой женщиной-дипломатом. Вследствие революции аборты стали легальными (во времена Сталина их снова запретили), и также они стали легальными в Каталонии во время Испанской революции. Но это были последние антикапиталистические революции в Европе, с тех пор своё положение женщины улучшали другим путем.

Из-за раскола между социалистами и ранними феминистками нельзя считать вышеперечисленных европейских анархистов и социалистов предшественниками интерсекционалистов. То есть самыми ранними предшественниками интерсекционализма следует считать чернокожих активисток компартии США 1930-х годов, и, возможно, Мадлен Пелетье.

Феминизм и анархо-феминизм 70-х

В 60-х и 70-х годах ХХ века отношение социалистов к феминизму поменялось. Вторая волна феминизма возникла на рубеже 70-х годов как реакция против мужского доминирования в социалистических и освободительных движениях 60-х.

Феминистки организовались в децентрализованные «группы роста самосознания» (consciousness raising groups). Форма организации также была выбрана в противовес партийным структурам или устройству левацких группировок, где власть была сосредоточена в основном в руках у мужчин.

Но феминистки второй волны часто воспринимали себя левыми. Например, в Швеции в феминистских изданиях и на акциях можно было видеть красные флаги.

В США анархо-феминизм (первоначально он назывался «анархистский феминизм» (anarchist feminism), позже также «анарха-феминизм» играл большую роль в феминизме 70-х годов. Когда часть феминисток эволюционировали в направлении институционального феминизма, вокруг анархо-феминизма группировались те, кто придерживался первоначальной, децентрализованной формы организации. То есть, анархо-феминизм 70-х годов был более «ортодоксальным» феминизмом второй волны, он пытался сохранить изначальные принципы движения.

Анархо-феминистки искали вдохновение в работах более ранних анархисток, например, Эммы Гольдман. Но прямой исторической преемственности от анархизма начала ХХ века к анархо-феминизму 80-х тем не менее нет.

Так же, как и интерсекциональность 20 лет спустя, анархо-феминизм возник не внутри анархического движения, а внутри феминистского движения. С другой стороны, анархо-феминизм 70-х годов последовательно придерживался организационной модели более ранних анархо-индивидуалистов, и, вероятно, волна анархо-феминизма была наиболее политически значимой волной анархизма после Второй мировой войны⁷.

«Группы ближайших товарищей» (или аффинити-группы, англ. affinity groups) были традиционной формой организации испанских анархистов, их вдохновлял пример подпольных «троек» российских народников.

В Нью-Йорке 1960-х годов Бен Мореа создал группу «Черная маска», которая снова вернулась к этой модели организации. Но сложно сказать, когда анархо-феминистки объединили две традиции и создали синтез между группами ближайших и группами сознания.

В феминизме 70-х годов нередко можно было встретить враждебное отношение к транс-активистам. Отношение анархо-феминисток к трансактивизму было более дружественным, чем среди остальных феминисток, но анархо-феминизм тех времен также не был свободен от трансфобии⁸.

Анархо-феминистки заявили о своем антирасизме, но, согласно Юлии Таненбаум, тема взаимоотношений между анархо-феминистками и черными феминистками стала актуальной лишь пару лет спустя, и пока этот вопрос до сих пор не исследован.

В своей книге «Feminist Theory: From Margin to Center» бел хукс (bell hooks) ссылается на анархистских феминисток только один раз — при перечислении группировок, которые она считает мелкими и сектантскими⁹. Но ее книгу опубликовали только в 1984 году, и к тому времени подъем анархо-феминизма в США уже прошел. Было бы интересно исследовать дебаты между этими двумя движениями.

Несмотря на то, что в теории американского анархо-феминизма 70-х годов имела место широкая борьба за свободу и против всех видов угнетения и дискриминации, на практике движение было во многом белым, городским и субкультурным, возможно также — движением преимущественно среднего класса. Отличия интерсекционализма от предшествующих движений Таким образом, в хронологическом порядке тремя идейными предшественницами интерсекционалистов были чернокожие коммунистки 30-х годов, анархо- и социалистические феминистки 70-х и черные феминисты 70-х. Но интерсекциональность отличается от этих теорий в трех аспектах.

Во-первых, у неё более широкий понятийный и теоретический аппарат. Между современной интерсекциональностью и ее предшественницами — десятки лет развития феминистской и квир-теории. Интерсекциональность исследует такие формы угнетения, которыми её предшественницы занимались редко (например, трансфобией) или вообще никогда (например, эйблизмом).

Во-вторых, интерсекциональность стала более масштабным направлением, чем ее предшественницы.

И в-третьих, интерсекционализм обычно не поднимает тему существования капитализма, но вместо этого выступает против «классизма», то есть угнетения по классовому признаку.

Чем капитализм отличается от классизма?

Марксисты очень любят спорить на тему точного определения классов, но обычно это сводится к крючкотворству. Точное определение можно сформулировать в зависимости от контекста обсуждения, и споры по поводу универсальных определений скорее всего являются схоластикой. Тем не менее нам, чтобы определить понятие классизма, требуется рабочий вариант определения классов.

Один из вариантов определения классов — разделение общества на класс капиталистов и класс трудящихся. Капиталисты — это люди, которые получает столько доходов от капиталовложений, что у них нет необходимости работать (многие капиталисты работают, но добровольно). Все остальные относятся к классу трудящихся.

Класс трудящихся можно разделить на три группы. Средний класс — так или иначе привилегированные работники. Например, они могут быть начальниками, или высококвалифицированными специалистами с приличным заработком или происходить из подобных семей. Средний класс — «в середине» между капиталистами и остальными трудящимися.

Было бы логично назвать трудящихся, которые не относятся к среднему классу, «низшим классом», но этот термин обычно ассоциируется с теми, кого Маркс назвал люмпенами, то есть с длительно безработными людьми, больными или занимающимися мелким криминалом. У слоя, который находится между люмпенами и средним классом, нет подходящего названия в русском языке, так как термины «рабочие» и «пролетариат» ассоциируются с трудящимися на заводах. Однако в современном мире этот слой намного более разнообразен. Крестьянство потеряло значимость в качестве отдельного класса в развитом мире, и положение «мелкой буржуазии» часто ничем не отличается от положения остальных трудящихся.

Классовое положение иждивенцев можно определить исходя из классового положения тех членов семьи, которые их обеспечивают, а если в семье никто не получает достаточный доход от капиталовложений или работы, то члены семьи называются люмпенами.

Поэтому системная иерархия в обществе состоит из четырех классов: капиталистов, среднего класса, «современного пролетариата» и люмпенов. Но это только примерное разделение.

Можно исследовать и другие варианты разделения по классам, например, субъективное разделение, при котором людей определяют на основе их собственной идентичности. В интерсекционализме и феминизме личный опыт часто играет большую роль, и поэтому точные и «объективные» классовые определения интересовали интерсекционалистов гораздо меньше, нежели марксистов.

Классизм можно определить как дискриминацию представителей низших классов, или же привилегированное положение высших. Классовая дискриминация или привилегия может быть следствием чьих-то поступков, или они существуют в рамках институций. Интерсекционализм обсуждал множество случаев, в которых классизм имел место.

Так, для ХХ века типична ситуация, когда феминистки среднего класса отстаивают интересы домохозяек, игнорируя интересы работающих матерей. И второй пример — конфликты в университетах, где правила определяли представители среднего класса, не считаясь с интересами студентов из более бедных семей.

Для таких ситуаций характерны несправедливые действия представителей среднего класса по отношению к представителям низших, или когда какая-то институция предоставляет привилегированное обращение представителям среднего класса. То есть классизм, как правило, является конфликтом представителей среднего класса или его структур с представителями более низших классов.

В отличие от классизма, капитализм не разделяет средний класс и «современный пролетариат», а объединяет их. Обе прослойки сталкиваются с реалиями наемного труда. Да, наемный труд среднего класса может быть более «чистым», осмысленным и превосходно оплачиваться, но, в конце концов, представители среднего класса тоже вынуждены работать.

Положение люмпенов, которые часто зависят от милости государства или богачей, ещё хуже. Где-то есть капиталист, который получает прибавочную стоимость от усилий всех остальных. Но большинство из нас никогда их не встречали, и еще реже сталкивались с личными оскорблениями капиталистов в сторону своего происхождения. То есть капиталисты, как правило, лично не проявляют конкретный классизм: не ходят по улицам, оскорбляя представителей других классов, и даже на работе часто угнетают их лишь опосредованно. Как правило, вместо капиталистов угнетение непосредственно проводят в жизнь менеджеры из среднего класса.

В настоящее время финансовые потоки трудно отследить, они имеют тенденцию исчезать в офшорах. Все сложнее понять, кто именно в итоге получает прибавочную стоимость от нашего труда. Эта безликость капитала не придает смысл нашему труду, скорее наоборот.

Капитализм является полностью безликой и абстрактной формой угнетения, и это не разновидность дискриминации, а отношения производства. Классизм может быть транзитивным (когда и угнетатель, и жертва являются конкретными людьми), или интразитивным (то есть структуральным, когда только жертвы — реальные люди). Но при капитализме власть есть только у капитала, а жертва всегда личность, то есть капитализм может быть только интранзитивным, структуральным.

Капитализм также не привязан к определенному классовому устройству. Средний класс или люмпены могут быть большинством, или могут полностью отсутствовать. Капитализм может существовать даже без класса капиталистов. В странах бывшего восточного блока средствами производства владела бюрократическая номенклатура, которая распоряжалась также прибавочной стоимостью. Если определять капитализм как производственные отношения, при которых извлекается прибавочная стоимость и накапливается капитал, страны бывшего восточного блока были ровно настолько же капиталистическими, насколько западные страны во времена холодной войны. В принципе, капиталами может управлять даже искусственный интеллект¹⁰.

Таким образом, те марксисты, для которых главным является определение классовой структуры, игнорируют основное, что интересовало Маркса, — сам капитализм.

Фуко старался доказать, что современное национальное государство включает в себя огромное количество власти над телом, биовласти. Теория Фуко открывает возможности для исследования сексизма, расизма и классизма как структурных явлений. Таким образом, можно рассматривать расизм или сексизм как сравнимые с капитализмом явления, и создавать аналогии между ними.

По некоторым оценкам, Фуко является самым цитируемым автором в мире¹¹. Однако анализ Фуко не смог помочь интерсекционализму избавиться от сосредоточения только на транзитивном угнетении, и не смог предотвратить маргинализацию критики капитализма внутри интерсекционализма.

Как избавиться от капитализма и классизма? Решения проблем классизма и капитализма отличаются. Чтобы избавиться от классизма, достаточно установить «равенство возможностей», то есть провести социал-либеральные реформы, гарантирующие всем одинаковый доступ к образованию и рабочим местам.

Теоретически, от классовой дискриминации можно избавиться без избавления от классового разделения. Достаточно того, чтобы представители различных классов были более дружелюбными и вежливыми друг с другом, слушали друг друга и обращали больше внимания на то, что у всех людей разный жизненный опыт, происхождение и возможности. Возможно ли это на практике в рамках капитализма — другой вопрос.

В отличие от классизма, от капитализма невозможно избавиться путем более доброго обращения, так как капитализм — не вопрос обращения, а вопрос производственных отношений. От капитализма можно избавиться только путем передачи средств производства от частных владельцев — обществу.

Этим, естественно, можно избавиться и от классизма. По крайнее мере если власть принятия решений об общественном производстве не сосредоточится в руках бюрократической элиты. То есть, от капитализма может избавить только антиавторитарный социализм, а от классизма — теоретически даже социал-либеральный реформизм.

Антти Раутиайнен

Текст подготовлен для 39 номера журнала "Автоном"

Подкаст-версия

Использованные материалы

1. Манифест Черного феминизма

2. https://en.wikipedia.org/wiki/Triple_oppression

3. Karen Offen, European Feminisms 1700-1950. A political history. стр. 137.

4. Karen Offen, European Feminisms 1700-1950. A political history. стр. 325.

5. Karen Offen, European Feminisms 1700-1950. A political history. стр. 207.

6. No God, no boss, no husband: The world’s first anarcha-feminist group

7. To Destroy Domination in All Its Forms: Anarcha-Feminist Theory, Organization and Action 1970-1978, by Julia Tanenbaum

8. Там же.

9. bell hooks, Feminist Theory: From Margin to Center, стр. 46

10. Antti Rautiainen, Tekoäly on pian yksi pomoistasi

11. Most cited books in the humanities